– Не сердись, Глинет. Я попробую что-нибудь съесть.

– Вот и хорошо. Он что-нибудь рассказал о вашем муже? Ведь он из того же полка?

Кэтрин, не в состоянии одолеть сонливость, прикрыла глаза.

– Он сказал, что Гарри был прекрасным человеком, Глинет. У него есть от него письмо.

– От Гарри?

В голосе Глинет слышалось недоверие. С этой мыслью Кэтрин и заснула.

Глава 3

– Как здесь красиво, сэр! – воскликнул Питер, когда, сопровождая Монкрифа, впервые увидел Колстин-Холл.

Монкриф кивнул. Тумана сегодня не было. Золотистые листья шелестели от слабого ветерка. Однако пасторальный пейзаж не радовал полковника. Ему хотелось убраться отсюда как можно скорее. Часы давно пробили полдень, а они все медлили с визитом.

Монкриф тянул время. И сейчас, глядя на Колстин-Холл, он понял причину.

Ему не хотелось снова встречаться с Кэтрин Дуннан.

– Ваша светлость, если не возражаете, я подожду здесь. – Питер подхватил поводья лошади своего командира, когда тот спешился.

Монкриф кивнул и зашагал по дорожке к парадным дверям. Письмо в кармане казалось ему раскаленным, обжигающим пальцы.

Вчера, вернувшись в трактир, он решил, что последнее письмо может сослужить ему службу и открыть хотя бы часть, правды. Вдруг Гарри в последнем послании к жене расскажет обо всех женщинах, с которыми переспал в Америке? Или о своем пристрастии к картам, о том, что много раз пытался поставить Колстин-Холл на кон, пока полковник не запретил сослуживцам принимать такие ставки?

Кэтрин в своем горе превратила Гарри в безупречного героя, но истина была совсем, совсем иной.

В конце концов, Монкриф не решился написать ничего подобного. Он не был уверен, что разум Кэтрин Дуннан способен выдержать и принять такую правду. Вместо этого строки письма пропитались настроением самого Монкрифа, его разочарованием от встречи с Кэтрин, усталостью, неуверенностью в будущем. Он поведан о своем разочаровании в службе, о сложных отношениях с отцом и братом, скрыв их личности и рассказав о будто бы погибших в последнем сражении воинах. В результате получился портрет человека, который печется о благополучии подчиненных, заботится о жене, мечтает вернуться к мирной, жизни. Запечатывая письмо, Монкриф чувствовал, что воздвигает памятник своей способности лгать и не ощущать угрызений совести.

В этом он, пожалуй, не уступает Гарри. Им обоим недостает силы характера.

Монкриф постучал в уже знакомую дверь. На сей раз, он был не в мундире, а в штатском костюме черного цвета и простого покроя, лишь дорогая ткань могла навести на мысль о высоком положении гостя.

Дверь открыла та же служанка, но приветствовала Монкрифа совсем не так, как накануне.

– О, сэр! Входите, пожалуйста! Мы не можем ее разбудить! – По лицу девушки катились слезы. Она схватила Монкрифа за рукав и втащила в дом. – Она не просыпается!

Монкриф помчался наверх, перепрыгивая через ступеньки.

На площадке стояли три женщины. Вцепившись руками в фартуки, они дружно рыдали. Монкриф влетел в комнату.

У кровати Кэтрин стояла женщина, услышав шум, она обернулась:

– Вы ей поможете?

Женщина была очень хороша собой – светловолосый ангел во плоти, да и только.

– Быстрее! Она еще дышит, но я боюсь самого худшего.

На тумбе у кровати Монкриф заметил темную бутылочку, схватил ее, вытащил пробку и понюхал содержимое. Лауданум – настойка опия на спирту с добавлением имбиря.

– Сколько она приняла? Ангел покачал головой:

– Не знаю.

Лицо Кэтрин было серым, как пепел. Губы посинели. Пытаясь нащупать пульс, Монкриф прижал пальцы к ее шее.

– Мой адъютант остался снаружи, – обратился он к одной из служанок.