Пэм (Памела, Пэмми, Памелоид): худая, как струйка воды из незакрытого крана, идеальный овал лица, да и вообще – мордочка словно с открытки, да еще и грива химических кудряшек пшеничного цвета, шелковых на ощупь. Очаровательная лисичка Пэмми. Ее глаза вечно смотрят куда-то чуть дальше, чем твои. « Эй, Пэм, на что засмотрелась?» – «А? Что?… Да так, ничего. Там… В облаках… Что-то…»

Карен: некрупные черты лица, каштановые прямые волосы, разделенные посередине пробором. Глаза – цвета лесного мха. Общаться с ней – одно удовольствие. Что девчонкам, что мальчишкам. Свой парень. На лыжах кататься? В футбол поиграть не хватает человека? Подобрали раненую зверушку, которую теперь лечить и выхаживать надо? Зовите Карен, не ошибетесь.

У всех троих все шесть рук вечно сложены на груди. Одежда – кожаная куртка или пуховик. В сумочке обязательно крепкие сигареты. Лыжные свитера, пропахшие духами «Чарли», жевательная резинка без сахара, да еще – сладко пахнущие волосы. Чистенькие-опрятненькие, раскованные, привлекательные, спортивные.

Карен предложила выпить чего-нибудь, и Венди переспросила ее:

– Ты уверена, что тебе стоит пить? Я в том смысле, что выглядишь ты не слишком здорово. Что ты за целый день съела? Один крекер да полбанки тоника? Поехали лучше ко мне, перехватим чего-нибудь.

– Замолчи! – потребовала Пэмми. – Не искушай меня. Знаю я, чем все это кончится: в итоге именно я сожру все, что у тебя есть в холодильнике. – Помолчав, она решила уточнить: – У тебя там как – найдется что-нибудь?

Карен, не дослушав их, забралась в «датсун», чтобы завязать шнурки на кроссовках. Я же сунулся в машину за свитером и, как назло, увидел, что она глотает две вынутые из пудреницы таблетки. А она застукала меня за тем, как я застукал ее. Показав мне язык, она вздохнула:

– Все я знаю, Ричард: «детский сад» и « бабы-дуры». Эх, тебя бы на мое место – впихнуть в бикини пятого размера!

Я постарался придать своему лицу не осуждающее выражение; по-моему, неудачно.

– Господи, да это же просто валиум. Все совершенно законно. Его вообще мне мама дала. – Карен немного разозлилась на меня за то, что я так некстати заглянул в машину. Наверное, почувствовала себя неловко. Я сказал:

– Карен, ты самая замечательная! Ты отлично выглядишь, ты… у тебя отличная фигура, и ничего в ней не надо менять. Уж я-то знаю… – Я даже подмигнул, что получилось, кажется, скорее похабно, чем по-дружески. – Ты просто дура дурой, что зациклилась на этих диетах.

– Ричард, это так любезно с твоей стороны. Нет, ты правда самый-самый лучший парень на свете, я это знаю и ценю. Но послушай меня: это женское дело. Не лезь, тебя это вообще не касается.

По крайней мере, она улыбалась, говоря это. А потом она перегнулась через спинку сиденья и успела чмокнуть меня, прежде чем я вылез из машины и вернулся к импровизированному бару, организованному Памелой на капоте.

– Подними окно и закрой дверь, – попросила меня Карен, перекатывая во рту валиум. – А то – вдруг Бог подсматривает?

После этого она мне ничего не говорила. Почти двадцать лет.

Пэм достала бутылку «Смирновской» и вместе с Венди разлила по глоточку в утащенные из «Макдональдса» бумажные стаканчики. В качестве разбавителя пошел тоник «Таб».

Венди рассказала о том, как ходила в пятницу к методисту из отдела школьного образования. Она подумывала о том, чтобы поступить на подготовительное отделение Университета Британской Колумбии – с интенсивной подготовкой на медицинский факультет, но никак не могла решиться, боясь, что упустит все прелести студенческой жизни.