Марина Ефиминюк. Пока смерть не разлучит нас
Пролог
Так много нелепых запретов! Не говорить громко. Не бегать. Не показывать эмоции, а еще лучше – не позволять себе никаких эмоций. Не иронизировать. Даже мысленно. Сарказм и ирония выводят родовитых эсс из состояния ледяных статуй, а живые человеческие чувства на женских лицах, хорошеньких или не очень, совершенно неприемлемы. Не влюбляться в того, кто не является твоим женихом по договоренности родителей. В него желательно тоже не влюбляться. Чистокровной эссе немыслимо испытывать нежные чувства к подлецу, вынуждающему ее как минимум один раз в жизни мучиться в родовых схватках. Не сходить с ума от риорца Доара Гери, способного расплавить здравый смысл эссы, точно свечной воск. Нельзя по первому зову нестись по коридорам Эсхардской академии магии, наплевав на манеры, любопытные взгляды студентов, необходимость «держать лицо» – абсолютно на все, что в меня с раннего детства безуспешно вколачивала маменька. Какое, к хвостатым демонам, лицо? Рядом с Доаром я могла держать разве что равновесие. Да и то с переменным успехом. Если бы я умела летать, то на крыльях вознеслась бы на чердак южной башни и сэкономила время, но пришлось преодолеть сотню каменных ступенек. Запыхавшаяся, с гулко стучащим сердцем, я оперлась о стену и перевела дыхание. Прошептала слово – и на каменной кладке вспыхнул зеленоватый запирающий знак. – Откройся, – произнесла я на колдовском языке и приложила ладонь к символу. Стена мигом превратилась в низенькую дверь. Даже мне, девушке среднего роста, приходилось пригибаться, чтобы не приложиться макушкой о притолоку. Я не вошла, а скорее пролезла. Нагромождение старых ученических парт и разломанных стульев окутывала темнота. Из глубины пробивался едва заметный проблеск света. – Доар, ты здесь? – позвала я. – Иди сюда, ледышка! – крикнул он из глубины чердака. – Смотри, что я нашел. Он стоял возле самой настоящей венчальной чаши, будто украденной из храма Святых Обещаний. Пыльная золотая емкость на длинной ножке, оплетенной искусно выкованной лозой анатии – цветка, который в Эсхарде традиционно считают свадебным. – Откуда в академии венчальная чаша? – Я рассматривала посудину, но ни в коем случае не парня. Высокий, широкоплечий, короткие темные волосы, сохранившийся с лета простецкий загар. Доар никогда не улыбался, только ухмылялся, едва заметно дергая уголком рта. В зеленых глазах его таилась насмешка. Рядом с ним я чувствовала себя маленькой, беззащитной и очень глупой. Стараясь избавиться от чудовищной неловкости, каждый раз возникающей в его присутствии, я сунула руки в пустую чашу и принялась дурачиться: – Аделис Хилберт, клянетесь ли вы провести рядом с Доаром Гери вечность, пока смерть не разлучит вас? Я должна хорошенько подумать, уважаемые светлые боги, – перешла я на писклявый фальцет, – может так статься, что через пять минут, как мы вытащим руки из венчальной чаши, мне захочется его заморозить. Ведь это будет чуточку странно: прикончить мужа сразу после брачной церемонии? Неожиданно мои губы накрыл поцелуй. Я оцепенела и вытаращилась на Доара. Вблизи его лицо выглядело искаженным и смешным. Дыхание пахло мятой. Он отстранился, на шее дернулся кадык. Зеленые глаза потемнели. Эмоции, отразившиеся в них, и пугали, и завораживали одновременно. – Люблю тебя, Лис-са! – хрипловатым голосом, на риорский манер растягивая последний слог в имени, вымолвил он. – Ты рвешь меня на части… Так много нелепых запретов! Не влюбляться в парня, от которого следует держаться подальше. По возможности не дышать с ним одним воздухом. |
