|
- Здравствуйте, - произнесла я, - меня прислала Екатерина Андреевна Романова. "Гора" окинула взглядом мои сорок пять килограммов и сказала густым басом: - Это вы? Вы Евлампия Андреевна? - Что тут странного? - Да нет, - замялся наниматель, - ничего. Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Я очень хорошо понимаю его сомнения. Выгляжу хрупкой, даже болезненной женщиной. Росточком чуть-чуть не дотянула до метра шестидесяти, вешу, как средний баран. Впрочем, особой красотой господь тоже не наградил. Лицо маленькое, нос острый, глаза серо-голубого оттенка, посажены глубоко, из-за чего кажется, что они карие. Волосы не слушаются ни расчески, ни щетки, ни фена, поэтому стригу их коротко, но пряди все равно стоят дыбом. Кирюшка говорит, что я смахиваю на весеннего ежика, такая же тощая и взъерошенная. Большое в моем организме только одно - ноги. Всякий раз, когда я покупаю обувь, продавцы не хотят верить, что такая мозглявка носит полный тридцать девятый и сначала приносят тридцать пятый, думая, что клиентка ошиблась. Со спины меня можно принять за двенадцатилетнюю девочку, но физиономия сразу выдает возраст. Я села на стул и велела командным голосом: - Принесите стакан воды, минеральной, пожалуйста! Олег Яковлевич послушно пошел к кассе. - Ну, - приказала я, когда он вернулся, - излагайте суть дела. - Здесь? - изумился Писемский. - А где? - Может, лучше у меня в машине, там тише... Мы завернули за угол, и Олег Яковлевич открыл роскошный "глазастый" "Мерседес". Я плюхнулась на кожаные подушки и вдохнула знакомый запах дорогого одеколона, хороших сигарет и качественного коньяка. Когда-то, в прошлой жизни, я ездила на таком же "Мерседесе", даже пахло там так же... Отогнав неприятные воспоминания, я слишком резко спросила: - Ну, повествуйте! - О чем? - спросил Олег Яковлевич и окинул меня оценивающим взглядом. Мне не понравились ни его поведение, ни тон, которым он разговаривал, поэтому я решила расставить точки над ё! В давнюю давность, когда я училась в консерватории, среди десятка предметов был один, казавшийся совершенно ненужным, - актерское мастерство. Ну к чему оно пианисту, скрипачу или арфистке... Но преподаватель, худой, носатый и невероятно экспансивный Федор Евгеньевич, был иного мнения. - Дети, - внушал он нам в аудитории, - дети! Студенты тихо пересмеивались, заслышав такое обращение, но Федор Евгеньевич не смущался и вещал дальше: - Вот подумайте сами, отчего один и тот же исполнитель играет концерты по-разному? В понедельник - гениально, а во вторник - провально? - Вдохновения нет, - крикнул кто-то. - О, - поднял палец преподаватель, - в самую точку. Вдохновение, или, как говорят цирковые, - кураж! Пришел кураж - отлично, нет его - полный обвал. Но поджидать вдохновение дело долгое, а работать следует каждый день, как поступить? Мы молчали. - Вот тут на помощь и приходит актерское мастерство, - подпрыгивал от возбуждения Федор Евгеньевич, - стоя за кулисами, начинаете настраиваться, перевоплощаться, ну, допустим, в Рихтера, и потом выходите к роялю и гарантировано - сыграете, как он! Аудитория загудела. Потом Леня Котов, самый талантливый на курсе, подающий невероятные надежды пианист, выкрикнул: - Я совершенно не желаю копировать Рихтера, хочу играть как Котов. - Сначала научись как Рихтер, - обозлился преподаватель, - а потом уж выпендривайся. Спорить с Федором было невозможно. Мы подходили к роялю, как Михаил Плетнев, брали в руки скрипку, подражая Владимиру Спивакову, и выпархивали на сцену, словно Майя Плисецкая. |
