Изменить размер шрифта - +
Они обожали Задорнова и его монологи про зарубежный менталитет – может, это верно и в обратном направлении? Я вспоминала, чем могла обидеть или задеть Тони. Но не могла придумать. Я всегда была вежлива, старалась не навязываться, не писать каждый день. Были десятки твитов, где я его вообще не отметила, хотя думала о нём, создавая свои рисунки.

В «Дискорде» всё шло своим чередом. Каждый раз, как я видела Шерил онлайн, надеялась, что сейчас она мне напишет, что это было недоразумение, что Тони я очень нравлюсь и что у него нет более преданного фаната, чем я. Но Шерил ничего не писала. Девчонки трепались обо всём подряд, иногда втягивая в разговор и меня, но о Тони мы не говорили.

Наконец, спустя почти неделю, прямо под Новый год я получила от Шерил личное сообщение.

Шерил: Джулс, у меня для тебя две новости. Хорошая и плохая.

У меня дрожали пальцы, когда я набирала свой ответ.

Ульяна: Говори обе, я ко всему готова. – Это была ложь, я не была готова и боялась так, что меня аж тошнило.

Шерил: Это не он тебя заблокировал. Он сказал, что запомнил тебя, потому что у него не так много фанатов из России. Точнее, он вообще не знал, что у него есть фанаты в вашей стране. Но твои твиты увидела его девушка.

Я опешила. Мне пришлось несколько раз перечитать сообщение от Шерил, чтобы удостовериться, что я правильно поняла её. Я даже загуглила перевод. Всё верно. С трудом попадая по клавишам, я написала:

Ульяна: Девушка?

Никогда и нигде не упоминалось о том, что у Тони есть девушка. Я знала, что он не гей, потому что… ну, это видно, по тому, что он постит и ретвитит. Но я думала, что где то могло промелькнуть хоть какое то упоминание о девушке. Видимо, я не слишком внимательно изучала его странички в соцсетях.

 

Шерил: Да. Они держат это максимально возможно втайне. Мне жаль.

Ульяна: Но я не сделала ничего плохого. Я просто рисовала, стараясь для него… Если заблокировал не он, то почему он меня не разблокирует? – спросила я, уже зная ответ.

Шерил: Он не может. Сказал, что не хочет вдаваться в подробности, но так будет лучше. Он надеется на понимание.

Конечно, он не мог. Конечно, нет. Потому что у него тысячи фанатов, а девушка одна, и он должен оберегать её покой. Если из за моего внимания ей стало не по себе, то, разумеется, он сделал всё, чтобы успокоить её.

Удивительным образом это лишь больше привязало меня к нему. Больше я не отмечала его на фотографиях своих рисунков.

 

***

Дни потянулись тоскливо. Прошли новогодние праздники. Я встречалась с подругами, нашла себе работу для прохождения преддипломной практики. На людях я сохраняла присутствие духа, никто бы и не подумал, какую личную драму я переживала. Возможно, я сама не осознавала, насколько всё плохо, пока ко мне не зашёл Миша.

На правах лучшего друга он имел свободный доступ к моему рабочему столу. И пока я возилась в шкафу, подбирая платье, он просматривал мои альбомы.

– Ты ничего не рисуешь, – сказал он.

– Правда? – я вдруг застыла. – В каком смысле?

– С твоего последнего рисунка прошло уже три месяца. На тебя не похоже.

Я пожала плечами и отвернулась. Сдёрнула с вешалки первое попавшееся платье.

– Я сейчас, – бросила ему через плечо и вышла, чтобы переодеться.

Когда я вернулась вечером домой, то увидела, что альбом раскрыт на последнем незаконченном рисунке. У меня есть привычка сначала ставить дату зарисовки и только потом начинать её: мне кажется, что в таком случае я гарантированно могу закончить работу над рисунком. Но в этот раз магия не сработала. Дата есть, но страница была почти пуста, не считая двух невнятных линий. Я даже не помню, что хотела здесь изобразить. Но привлекли меня не они, а дата. Миша был прав – я не рисовала уже три месяца.

Быстрый переход