Сознание девушки встрепенулось, хотело, было, рвануть за ним… а затем резко улетело наверх, чтобы сделать большой крюк и ворваться в ожидавшее его возвращения, тело.

Девушка без сил упала на колени и начала кашлять, наконец, почувствовав позыв освободить свой желудок. Обесцвеченные белые пряди немытых волос упали на лицо; она откинула их вместе с капюшоном. Теперь любой человек мог увидеть, насколько она была юна…

Сделав над собой усилие и продышавшись, девушка вновь откинулась назад, опёрлась спиной о стену, отряхнула грязь с коленей и приложила ладонь к горевшему лбу. У неё был жар. В этот раз она явно перебрала со средствами.

Однако, светловолосая школьница не думала об этом.

Она сидела на асфальте и повторяла как заведенная, даже не замечая, как из её глаз катятся слёзы:

— Не одна… не одна… не одна… Я не одна…

Chapter 1. Альбом

«Странник» путешествует вне тела; «монстр» может обращаться в зверя; «ворон» управляет птицами, «кукловод» — людьми, «спрут» материализует дополнительные конечности, «медиум» общается с мертвыми, «тень»… не знаю, что у неё за способность…

Я рисовала их, не понимая — зачем, и почему они так хотят быть нарисованными…

— А почему у тебя только «тень» нарисована в женском образе? — мама заглянула в мой альбом и ткнула пальцем в рисунок.

— Потому что само слово женского рода.

— Да, «спрут» у тебя прям гермафродит какой-то…

— Потому что спрут может материализовывать дополнительные конечности или увеличивать имеющиеся, — повторяю уже в сотый раз, — я не могла позволить себе воплотить этот образ в мужском обличии из-за моральных принципов, — фыркаю и закрываю альбом.

— А вообще у тебя все герои какие-то бесполые… как будто ты и не хотела присваивать им гендерные признаки, — замечает мама.

— Потому что это не герои, это сущности… Мам! Хватит!!! Это всего лишь школа! Нечего бояться: с огнестрельным туда не пускают, а от ножа я защищусь своим альбомом — он у меня толстый!

Я закатила глаза и демонстративно выдохнула, качая головой. Её желание растянуть момент прощания в мой первый день, конечно, очень умилительно. Но я понимаю, почему она это делает: из-за чувства вины за наш переезд. Чувства вины передо мной.

А ещё, подозреваю, моя мама решила испытывать угрызения совести по поводу того, что не смогла сохранить нашу семью. Она вообще любит обвинять себя во всём: если она хоть раз не посыпала голову пеплом — то день прошёл зря.

Я скосила глаза на таксиста, ухмыльнувшегося после моих слов, и глубоко вздохнула.

— Всё, я пошла. А ты езжай на свою новую замечательную суперкрутую работу, которая принесёт нам много денег, радости и счастья, — выдав всё это, открыла дверь… а затем вернулась в кабину. — Я записала ваш номер, — сообщила водителю на всякий случай. — Если мама не доберётся до работы, я знаю, как вас найти.

— Иди уже, чудовище, — рассмеялась моя родительница, и я выбралась из машины, помахала рукой ей вслед, развернулась лицом к школе… и улыбка сползла с него медленно и печально.

Храбриться перед мамой — дело привычное. Но сказать, что я рада нашему переезду и смене школы на последнем году обучения…

Это очень сильно приврать правду…

Осторожно вклиниваюсь в поток учеников и иду в здание, внешним видом больше напоминавшее какую-то колонию. У меня на руках расписание и номера классов, где будут проходить пары; заправляю волосы за уши, поправляю рюкзак на плече и поднимаюсь на второй этаж.