|
- Вы затронули самую важную тему, Рестон. Видите ли, еще вчера я называл большевиков "железными чудовищами с чугунными сердцами, машинными душами"... Хм, эта металлургия не так уж неуместна, если вспомнить некоторые партийные клички - Молотов, Сталин... - Сталин, кажется, один из... - перебил журналист. - Генеральный секретарь Политбюро, - пояснил Устрялов. - Основные вожди, кажется, не очень-то ему доверяют, но этот грузи, похоже, предстявляет крепнущие умеренные силы. - Он продолжал: - Только такие чудовища с их страшными рефлекторами конденсированных энергий могли сокрушить российскую твердыню, в которой скопилось перед революцией столько порока. Однако сейчас... Видите ли, тут вступает в силу эрос власти, который у этих людей очень сильно развит. Машинные теории вытесняются человеческой плотью. - Интересно, - пробормотал Рестон, непрерывно строча "монбланом" на полях "бедекера". Устрялов усмехнулся - еще бы, мол, не интересно. - Мне кажется, этот процесс происходит во всех сферах, как в партии, так и особенно в армии. Вы вроде обратили внимание на двух молодых командиров возле аптеки. Какая выправка, какая стать! Это уже не расхристанные чапаевцы, настоящие профессиональные военные, офицеры, хоть и в странной, на западный взгляд, форме. Кстати, о форме. Принято считать, что она чуть ли не самим Буденным придумана, а она, между прочим, была заготовлена еще в шестнадцатом году по макетам художника Васнецова Виктора Михайловича, так что здесь мы как бы видим прямую передачу традиций... Скифские мотивы, батенька мой, память о пращурах! Устрялов вдруг прервался на восклицательном знаке и посмотрел на американца с неожиданным удивлением. Что он там пишет, как будто понимает все, что я ему говорю? Кто из них вообще может это постичь, невнятицу срединной земли, перемешанного за пятнадцать веков народа? Всякий раз приходится обрывать себя на экзальтированной ноте. Сколько раз твердил себе - держись британских правил. Он кашлянул: - Что касается ОГПУ, или, как вы ее называете, тайной полиции... Как вы думаете, еще четыре года назад смог бы эмигрантский историк разъезжать по Москве с иностранным журналистом в машине Наркоминдела? - Значит, вы не боитесь? - спросил Рестон с прямотой квотербека, посылающего мяч через пол поля в зону противника. Машина уже тем временем проехала Всю Никольскую и остановилась там, где ее, очевидно, просили остановить заранее, возле вычурного фасада Верхних торговых рядов. Здесь профессор Устрялов и американец Тоунсенд Рестон, представляющий влиятельную газету "Чикаго Трибюн", покинули экипаж и далее проследовали пешком по направлению к Красной Площади. Напрягая слух, шофер еще некоторое время мог слышать высокий голос "сменовеховца": ". |
