— Когда вы пали, Агриппен и лорд Тигурий собрали остатки людей. Но мы существенно недооценили врага и были вынуждены эвакуироваться. Дамнос потерян.

Снизив голос, он продолжил:

— И почтенный Агриппен тоже.

Я сжал кулак так сильно, что захрустели костяшки. Большая часть оборудования в огромном помещении апотекариона стояла у стен, и на расстоянии удара была только моя капсула. Со злостью я ударил по ней и оставил трещину в стекле. Будь сейчас рядом мой Бушующий клинок, я бы рассёк капсулу пополам. Ни что так не могло выразить мой гнев.

Я собирался попросить Венациона рассказать мне больше, когда из теней донёсся голос. Из-за своего ослабленного состояния я даже не заметил чужого присутствия.

— Я должен был лично это увидеть…

Сын Ультрамара — подлинный сын Ультрамара, если верить тому, что говорили в ордене, — вышел на свет. Он тоже был в силовом доспехе. На сгибе левой руки лежал шлем с плюмажем, к левой ноге пристегнут церемониальный гладий. Наплечник с позолоченным краем и нагрудник сияли при колышущемся свете от люминесцентных ламп на потолке. Переднюю бронепластину украшали лавровые венки, вырезанные за долгие годы хвалёной службы.

— Север, — кивнул я в знак уважения к ветерану, но, судя по его угрюмому виду, который казался ещё мрачнее из-за шрамов и платиновых штифтов на лысом лбе, он принёс дурные вести.

— Катон.

Я не выносил, когда он называл меня по имени, равно как и знал, что он ненавидит, когда я первым называю его по имени. Мы соперничали, он и я. Север Агемман был моим предшественником на посту капитана второй роты. Он, в свою очередь, занял место Саула Инвикта после его героической гибели в битве за Макрагг. Теперь он был правой рукой Калгара, и я шёл сразу за ним.

Мы соперничали потому, что проповедовали совершенно разную философию войны. Агемман слепо и неотступно следовал букве Кодекса Астартес, тогда как я по-своему интерпретировал учения возлюбленного примарха и потому был менее предсказуем. Некоторые бы даже сказали безрассуден. Но только Агемман говорил мне это в лицо.

Он скривил рот в холодной и жестокой улыбке, а затем начал разговор:

— Я бы рад сказать, что пришёл сюда, только чтобы посмотреть на мертвеца, вернувшегося с того света… — Агемман жестом показал на страшный шрам, уродующий мой бок. Улыбка истончилась до короткой, резко очерченной линии рта. — Но это не так. Ты предстанешь перед лордом Калгаром. Магистр капитула хочет знать, что случилось на Дамносе и почему вы вернулись в империю с позорным поражением.

Мои глаза сузились от гнева, но я удержал самообладание. Пререкаться здесь и сейчас в присутствии Венациона было бы не самым разумным решением.

— Так всю ответственность за это поражение взвалили на меня? Помнится, пока я стоял на своих двоих, воинов Второй никто не обратил в бегство.

Агемман не клюнул на эту уловку. Он оставался непоколебим, но это давалось ему нелегко.

— У тебя есть шесть часов, чтобы продумать своё признание.

— Признание? Меня собираются судить?

Мой соперник и бровью не повёл, хотя, не сомневаюсь, его это всё забавляло.

— Действия на Дамносе можно назвать провальными. Будут вопросы.

Я медленно направился к выходу из зала, оставляя за собой влажные следы.

— Тогда пойдём прямо сейчас. Мне нечего скрывать, и мне не надо шесть часов, чтобы это понять.

Агемман преградил путь своей бронированной тушей.

— Прекращай это чрезмерное пренебрежение приказами, Сикарий! Твоя безрассудность довела тебя до этого, — ответил Агемман.

Он немного успокоился, хотя ему и потребовались некоторые усилия, чтобы вернуть маску сдержанности, какую он носил, когда окликнул меня из теней.