|
Не став дожидаться подхода Гурко, генерал-майор Дерожинский принял решение начать бой. Чтобы отвлечь внимание Халюсси-паши от дороги из Габрово, по которой Дерожинский имел намерение повести основное наступление, две пехотные роты и две сотни казаков, посланные им, сбили с горы Большой Бедек, расположенной к востоку от Шипкинского перевала, три турецких табора. Этим путём генерал-майор Дерожинский предполагал наладить связь с Гурко, когда Передовой отряд начнёт наступление на перевал с юга.
Однако в проведение операции вмешался подошедший к перевалу командовавший Габровским отрядом командир пехотной дивизии генерал-адъютант Святополк-Мирский. Не став дожидаться совместных действий с Передовым отрядом, Святополк-Мирский решил наступать самостоятельно… Халюсси-паша даже и не мечтал о таком промахе русских генералов. Он творил утренний намаз, когда явился офицер с докладом, что русские начали наступление от Габрово тремя колоннами. Одна шла на укрепления, две другие пытались продвигаться на флангах. — О аллах, — воздел руки бородатый, со слезящимися глазами Халюсси-паша. — Ты лишил русских генералов разума. Я перебью их поодиночке, сначала Святополк-Мирского, потом собаку Гурко, который выскочил впереди своры. Пусть не умолкают наши пушки и не опускаются ружья у аскеров даже когда гяуры Святополк-Мирского побегут вспять. Когда на следующий день генерал Гурко повёл наступление, он оказался в сложном положении. Перед ним стоял весь Шипкинский отряд Халюсси-паши… Стоян поднимался в горы со стрелками полковника Климановича. По каменистым лесным тропам их вели два габровских проводника. Болгары ориентировались легко. Шли быстро. Перед Узуновым маячила спина коренастого Климановича. Лес кончился, впереди открылась дорога и турецкие укрепления на Шипке и горе Святого Николая. И тут стрелки увидели, как над турецкими укреплениями подняли белый флаг. — Они сдаются! — закричали несколько голосов. — Не выдюжил турок, тонка кишка! — повеселели стрелки. Полковник засомневался: — Неужели Халюсси-паша намерен сдаться? — Парламентёры! — подал голос Стоян, заметив офицеров с белым флагом… В сопровождении командира первой роты Климанович направился к турецким парламентёрам. Стрелки с нетерпением ждали их возвращения, переговаривались: — Шипка не Хайнкией, дорога, гляди, какая! — Теперь наш солдат валом попрёт. Скоро и войне конец! — Удаляются парламентёры, полковник ворочается. Тише, послушаем, о чём сказывать будет! — Поручик, — сказал проходивший мимо Стояна Климанович. — Халюсси-паша готовит капитуляцию. Привал, братцы! — Ваше превосходительство, велите щец сварганить. — Будут вам, братцы, и щи, и баня. Не успели солдаты и на привал расположиться, как турецкие укрепления ожили. Загрохотали пушки на Шипке, турки повели пальбу по стрелкам. — Они время выигрывали, полковник, — сказал Стоян. — Ах, чёртовы башибузуки! Братцы, пойдём в штыки! Климанович поднял стрелков. Турки встретили их отчаянной контратакой. Куда ни кинь взгляд, из-за укрытий, за камнями-валунами, в горах, как маки, цвели их фески. Стрелки катились цепью. На них набегали турки. Вот они сошлись в рукопашной. Смерть опахнула Стояна. Она была совсем рядом. Он, Узунов, чуял её, но страха не успел ощутить. Поручик разглядел свою смерть. Она появилась перед Стояном в образе красивого офицера с совсем не злым лицом. Не успел поручик скрестить с ним саблю, как турок ловким ударом выбил её из руки Стояна и занёс над ним свой ятаган. Тут бы и принял смерть поручик Узунов, но подоспел стрелок. |
