С тех пор они время от времени встречались. Пан Тадеуш был очень занят и лишь изредка — один или два раза в месяц позволял себе такие свидания. Но они неизменно доставляли Олесе удовольствие, поэтому она всегда охотно соглашалась. К тому же он повысил ей зарплату в два раза.

Тадеуш заранее, еще в сентябре прошлого года, предупредил девушку, что ему предстоит длительная командировка. С тех пор они виделись лишь несколько раз, когда он приезжал в Брюссель. Но говорили по телефону почти ежедневно. Олеся докладывала ему как шефу о текущих проблемах, а он решал, что и как следует делать в том или ином случае. Она одна знала номер его телефона, который он постоянно носил с собой. Две недели назад Олеся попросила Дзевоньского отпустить ее в Чикаго навестить тетю Анусю. Богатой родственнице было уже за восемьдесят, она могла умереть в любую минуту. Кроме Олеси у нее были еще два дальних родственника от другой сестры. Эти «двоюродные внучата» жили в Сан-Франциско и почти ежедневно интересовались здоровьем любимой родственницы, понимая, как важно успеть к дележу наследства.

Тетя Ануся жила в престижном центре Чикаго рядом с небоскребом Сирс-Билдинг. Перейдя на другую сторону реки, на набережную Уокер-драйв, можно было выйти к самой ратуше. Роскошную квартиру Ануси купил ее муж, и, по оценкам экспертов, она стоила не меньше двух миллионов долларов. Кроме того, на счету старушки наверняка остались деньги, доставшиеся ей в наследство от мужа. Поэтому Олеся, как умная и деловая молодая женщина, прилетев в Чикаго, добросовестно ухаживала за своей родственницей целых две недели. На первое марта у нее был обратный билет в Брюссель, но старушка неожиданно заболела и попросила ее остаться. Отказываться не имело смысла, к тому же Дзевоньский разрешил ей задержаться. И тогда Олеся поменяла билет на шестое марта.

А третьего марта в Брюсселе на их офис совершили нападение и убили всех находившихся там людей. На следующий день Олесе об этом сообщила сестра одной из погибших. Теперь она не знала, что ей делать и куда возвращаться, а телефон Дзевоньского не отвечал. В мучительных раздумьях прошли два дня.

В субботу утром тетя Ануся отправила ее в аптеку за лекарством. Олеся спустилась вниз и вышла из здания, едва не столкнувшись с незнакомым мужчиной, который в это время объяснял дежурному швейцару, куда и зачем он собирается подняться.

Швейцар пропустил его в здание получить разрешение у консьержа, сидящего в роскошном холле. Доброжелательный консьерж вежливо выслушал господина Мосина, появившегося в доме в столь ранний час, и тут же связался с госпожой Анусей, чтобы выяснить, может ли она принять гостя, который заявил, что является другом пана Дзевоньского и прилетел из Европы по его поручению. Тетя Ануся уже долго жила в Америке и потому привыкла проверять все получаемые сообщения. Она тут же перезвонила Олесе и поинтересовалась, знает ли та о каком-то неизвестном ей пане Дзевоньском.

— Конечно, — обрадовалась Олеся, — я жду от него сообщений. А где этот человек?

— Он у нас в холле, — сообщила тетя Ануся, — но ты не волнуйся. Купи лекарство и возвращайся домой. Я разрешу ему подняться к нам, а Беата поможет мне его принять.

Беата работала в доме у тети Ануси уже двадцать пять лет. В отличие от Ануси, у нее была большая семья — четверо детей и девять внуков. Она была моложе своей хозяйки на десять лет и сохранила удивительную ясность ума и энергичность деловой женщины. Беата служила кухаркой и домработницей одновременно. Или ее можно было назвать экономкой, что тоже было бы правильно.

Олеся знала, что на добросовестность Беаты можно положиться, и спокойно вошла в аптеку, думая, что тетя Ануся безусловно будет рада неожиданному гостю. Когда человеку за восемьдесят и он почти не выходит из дома, будешь счастлив любому общению. В квартире вместе с ней верная Беата, внизу появление неизвестного зафиксировали камеры внутреннего наблюдения, его видели охранники, консьерж и швейцар.