Атакующие колотили в дверь кулаками. Отлетел кусок доски. В отверстие просунулась рука в поисках замка.

— Гром и молния! — вскричал Люпен. — Впервые в жизни Ганимар, возможно, дойдет до цели.

И, подбежав к двери, выдернул ключ.

— Вот так, дружище, а дверь-то крепкая… Так что мне некуда торопиться… Ботреле, прощай… И спасибо! Ведь ты мог бы создать мне дополнительные трудности… но ты же добрый малый!

И направился к большому триптиху Ван дер Вейдена, изображавшему волхвов. Люпен отвернул правую часть полотна и взялся за ручку оказавшейся под ним маленькой дверцы.

— Удачной охоты тебе, Ганимар, и всего наилучшего!

Раздался выстрел. Беглец отскочил назад.

— Ах, каналья, в самое сердце! Ты что, брал уроки стрельбы? Пропали волхвы! В яблочко, как в тире!

— Сдавайся, Люпен! — вопил Ганимар, просунув сквозь отверстие в двери револьвер. Глаза его из темноты так и сверкали. — Сдавайся, Люпен!

— Гвардейцы не сдаются!

— Одно движение, и я пристрелю тебя…

— Помилуй, разве оттуда сумеешь попасть?

И правда, Люпен отошел, и Ганимар, который через отверстие в пробитой двери мог стрелять лишь прямо вперед, никак не сумел бы выстрелить, а главное, прицелиться, в ту сторону, где тот стоял. Но и положение Люпена было не из приятных, так как выход, на который он так рассчитывал, маленькая дверь позади триптиха, находился как раз перед Ганимаром. Пытаться бежать значило бы попасть под огонь полицейского, а у того в обойме еще оставалось добрых пять пуль.

— Эх, черт, — засмеялся Люпен, — мои акции падают. Перестарался, дружище Люпен, пожелал сыграть свою роль до конца, вот и просчитался! Меньше надо было болтать.

Он вжался в стену. Под натиском нападавших отлетел еще один кусок двери, теперь Ганимару было удобнее целиться. Три метра, не больше, отделяли противников друг от друга. Однако Люпена все же загораживала позолоченная витрина.

— Ботреле! Скорей ко мне! — скрипя зубами от бешенства, прокричал полицейский. — Да стреляй же в него, чего уставился!

Ботреле и впрямь не двигался, с интересом следя за сценой, однако не решаясь почему-то принять в ней участие.

Отчаянный призыв Ганимара вывел его из оцепенения. Рука нащупала рукоятку пистолета.

«Если я сейчас вмешаюсь, — подумал он, — Люпену конец… и поделом… мой долг — поступить так…»

Глаза их встретились. Во внимательном взгляде Люпена читалось спокойствие, даже любопытство, как будто и не помышляя о нависшей над ним смертельной опасности, он занят был лишь проблемами морального характера, возникшими перед молодым человеком. Решится ли Изидор помиловать поверженного врага? Дверь от удара почти раскололась надвое.

— Ко мне, Ботреле, ему крышка! — вопил Ганимар.

Изидор прицелился.

То, что произошло потом, он понял лишь значительно позже. А в тот миг Люпен, пригнувшись, промчался вдоль стены, коснулся двери ниже того места, куда напрасно целился Ганимар, и вдруг Ботреле почувствовал, что падает, затем взлетает вверх под действием неодолимой силы.

Люпен поднял юношу в воздух и, прикрываясь им, как живым щитом, прокричал:

— Десять против одного, что уйду от тебя, Ганимар! Ведь у Люпена всегда что-нибудь да есть в запасе!

Проворно отступил он к триптиху. Одной рукой прижимая к себе Ботреле, Люпен другой, свободной рукой освободил проход и тут же захлопнул за ними дверцу. Он был спасен… Прямо за дверью начиналась крутая лестница вниз.

— Вперед! — приказал Люпен, подталкивая Ботреле. — Сухопутные войска потерпели поражение… Настала очередь французского флота.