Он попробовал сфокусировать взгляд и двинулся. Вокруг был полумрак, разгоняемый только
подрагивающим пламенем экрана ПДА. Все еще сильно кружилась голова, но уже меньше. Вот и лестница.
Минут пять он собирался с силами, потом поставил ногу на ступеньку и сделал первый шаг. Затем второй, третий… На середине пятого десятка
ступеней он посмотрел назад — и почти не удивился, увидев призрачное болотное мерцание «холодца», расползающееся по черным плитам пола… Все так и
должно быть. Еще шаг. Еще… Сто ступеней.
Сто сорок. Дверь технического этажа, странно вспучившаяся, как будто изнутри ее пыталось вынести стадо псевдогигантов, молотя двутавровой
балкой. Двести. Бронекабели, перерезанные или перерубленные, как гнилые нити бритвой. Триста двадцать. Решетка, сквозь которую протянул руки скелет
в обрывках защитного костюма…
Четыреста. Чья-то мумифицированная кисть на перилах, вырванная с мясом, но так и не отпустившая намертво сжатый металл…
Пятьсот восемьдесят. Он равнодушно переступает через «пламя», соблазнительно выделяющееся на рифленом металле ступенек.
И когда бесконечная спираль лестницы вдруг оборвалась и Кондор оказался в небольшом железобетонном кубе с приоткрытой ржавой дверцей, откуда
лился сероватый дневной свет, он даже не сразу поверил.
Сделав шаг, подумал, отвлеченно и как будто не о себе, что, если эту дверь заклинило, он упадет и тут же умрет… Но дверь поддалась нажиму, с
ржавым скрипом распахнувшись.
Он стоял почти на самой вершине холма, поросшего высокой травой. Внизу был прореженный буреломом лесной массив, и как сталкер ни старался, он
не мог даже приблизительно определить, в какой стороне находится вход, через который они, похоже, что уже вчера, проникли в катакомбы. Он вытащил
ПДА и надавил клавишу. На высветившемся экране обозначилось место. Далековато придется идти.
Ощущая подступившую слабость, он принялся набирать просьбу о помощи, но прибор отреагировал возмущенной писклявой трелью — в нем что-то
разладилось, и сообщения не желали отправляться. Тогда Кондор, пожав плечами, начал спускаться с холма, заставляя себя забыть о боли и усталости.
…Он шел, тяжело переставляя ноги, лишь время от времени сверяясь с ПДА и останавливаясь, чтобы достать очередную крупинку обезболивающего.
Снадобье, которым его снабдил покойный Ливси, и впрямь имело побочные эффекты — а может, это были последствия того, что случилось в катакомбах.
Но что-то с ним явно было неладно — и крепко. Иначе как объяснить эти непонятые провалы в памяти, накатывавшие на него?
Бывало, что, очнувшись после них, он обнаруживал, что шел точно по маршруту, проложенному ПДА, бывало — оказывалось, что он свернул
перпендикулярно к направлению движения. Правда, однажды именно там, где он должен был пройти, сияло какое-то непонятное зарево и поднимался к
облачному небу столб дыма ядовитых оттенков.
Один раз он обнаружил себя вообще в глухом лесу на краю идеально круглой большой ямы.
Вся она до глубины в два человеческих роста была забита трупами чернобыльских псов — черных, рыжих, пегих, откуда-то попал даже один полосатый.
Мертвые твари были в разной степени разложения — и совсем свежие, и вздутые, и плоские, уже облезлые шкуры с торчащими костями. Пахло псиной,
тухлятиной и почему-то ацетоном. |