На здоровье он не жаловался, – спасибо сеансам энзимотерапии, которые он в свое время удосужился пройти. Хотя, помнится, многие тогда отговаривали – дело, мол, новое, непроверенное, неизвестно, чем все это обернется лет через десять. И кто же оказался прав? Геннадий Павлович не без самодовольства похлопал себя ладонью по груди. Вот он, пятьдесят два годика от роду, а выглядит не старше тридцатилетнего. Если и есть у него проблемы, так только с зубами, – старые пломбы понемногу выпадают, а на то, чтобы новые поставить, денег нет.
Сунув ноги в тапки, Геннадий Павлович бодро поднялся с кровати. Накинув на плечи старый халат с продранным на локте левым рукавом, Геннадий Павлович глянул на себя в зеркало, висевшее слева от двери, и, оставшись вполне доволен своим отражением, двумя быстрыми движениями ладоней пригладил растрепавшиеся за ночь волосы. Заглянув в холодильник, Геннадий Павлович обнаружил там помимо традиционных яиц и йогурта еще кусок полукопченой колбасы и пару ломтиков сыра, завернутых в целлофан. Сверху на холодильнике лежал пакет с супом-концентратом, – «Томатно-луковый суп с вермишелью», прочитал Геннадий Павлович на упаковке, – и три пакетика овсяной каши быстрого приготовления. Узрев такое изобилие, Геннадий Павлович невольно ухмыльнулся, – не часто он мог выбирать, что приготовить на завтрак. Впрочем, поздний завтрак – время уже приближалось к одиннадцати – можно было объединить с обедом. Геннадий Павлович задумчиво потер пальцами подбородок, колючий от утренней щетины. Здраво поразмыслив, он пришел к выводу, что пока еще не слишком голоден. К тому же возиться с супом Геннадию Павловичу не хотелось – близился час, когда на кухню со своими кастрюльками и судками выползали пенсионеры, дабы разогреть обед, а заодно в очередной раз перемыть косточки всем своим добрым соседям, – и он решил обойтись овсяной кашей с яблочным ароматизатором и бутербродом с колбасой.
Геннадий Павлович перебросил через плечо полотенце, взял в руку целлофановый пакетик с туалетными принадлежностями – зубная щетка, полувыдавленный тюбик зубной пасты, одноразовый бритвенный станок и красная пластиковая мыльница, в которой прятался плоский обмылок с ароматом лаванды, – указательным пальцем подцепил за кольцо лежавшие на столе ключи и подошел двери. Едва он протянул руку к дверному замку, как в дверь снаружи постучали. Геннадий Павлович вздрогнул от неожиданности и затаился. Хотя, казалось бы, чего бояться? Он на законных основаниях занимал комнату. Документы – паспорт с пропиской и карточка безработного – в полном порядке. Ну, подумаешь, постучали в дверь – что с того? Скорее всего, это кто-то из соседей-пенсионеров пришел попросить соли.
В дверь снова постучали.
На этот раз Геннадий Павлович понял, что именно его напугало. Стук был короткий, отрывистый, нервный – так-так-так, – три быстрых удара, один за другим, почти без пауз. Старики так не стучат. Судя по звуку, тот, кто стоял за дверью, очень спешил. Он и во второй-то раз постучал только потому, что хотел быть уверен в том, что хозяев нет дома. Но это был не секретарь жилкомитета, – тот тоже стучит торопливо, но куда более уверенно. К тому же официальные представители власти никогда не стучат дважды. Не получив ответа, они уходят, оставив приколотой к двери повестку. Тогда кто бы это мог быть? Быть может, кто-то из друзей Артема? Но прежде они никогда не заходили к нему домой, разве что только изредка звонили по общему телефону, стоявшему на тумбочке возле входной двери.
Геннадий Павлович почувствовал, что у него затекла левая нога. Он стоял, боясь пошевелиться, ожидая, когда из-за двери послышатся удаляющиеся шаги. Но за дверью было тихо, как будто тот, кто постучал в нее, тоже стоял, затаив дыхание и напряженно вслушиваясь в тишину. |