Он подал бумаги Брауну:

– Господин генерал, похоже, мы раскрыли шпионскую сеть.

Браун, глянув на бумаги, даже побледнел.

– Похоже, вы правы!

– Полагаю, в германской армии имеется подразделение, которое занимается расшифровкой вражеских депеш?

– Не сомневайтесь, имеется.

– Прекрасно, – улыбнулся Петер.

Тик пригласил Харальда на выходные, чем удивил друга. У Трех Балбесов не было заведено ездить друг к другу в гости, хоть они и дружили все семь школьных лет. Возможно, это следствие бурного антинацистского выступления Харальда на встрече с Аггером. Наверное, родителям Тика стало любопытно взглянуть на пасторского сынка, который озабочен преследованиями евреев.

По пути со станции они миновали небольшую деревню, где имелись церковь и таверна. Выехав за околицу, свернули с дороги и проехали между двумя массивными каменными львами. Примерно в полумиле, в конце подъездной дороги, Харальд увидел волшебный замок с башенками и укреплениями.

Данию не удивить такими замками – их сотни. Мысль об этом приносила Харальду утешение. Пусть страна маленькая, не всегда она безвольно склонялась перед завоевателями. Может, не совсем иссяк еще дух викингов?

Некоторые замки были настоящими историческими памятниками, их преобразовали в музеи и туристические приманки. Многие играли роль представительных поместий, где жили богатые люди, занимающиеся сельским хозяйством. В промежуточном положении находились красивые здания самых влиятельных людей королевства. Кирстенслот – замок носил то же имя, что и деревня – был из их числа.

Харальд немного оробел. Он знал, что Даквитцы богаты – и отец Тика, и дядя были банкирами, – но реальность превзошла ожидания.

«Что, если не сумею вести себя так, как требуется? – запаниковал Харальд. – Ведь жизнь в пасторском доме совсем не такая, как здесь!»

Ранним субботним вечером друзья высадились у парадной двери, величественной, как вход в собор. Харальд нес в руке маленький саквояж. Мраморный вестибюль был наполнен старинной мебелью, огромными расписными вазами, статуями и картинами в тяжелых золоченых рамах. Семья Харальда строго придерживалась второй заповеди, запрещающей создавать подобия как земного, так и небесного, потому картин в пасторском доме не держали (хотя Харальд знал, что их с Арне младенцами мать втайне от отца сфотографировала – он нашел эти снимки в ящике комода, где мать держала чулки). От обилия в доме Даквитцев произведений искусства ему сделалось не по себе.

Они поднялись по великолепной лестнице, и Тик привел его в спальню.

– Это моя комната, – сказал он.

Слава Богу, там не было ни картин старых мастеров, ни китайских ваз – только вещи, какие найдешь в комнате любого восемнадцатилетнего парня: футбольный мяч, фотография Марлен Дитрих в знойной позе, кларнет да рекламный плакат спортивного автомобиля «ланча-априлия» с кузовом, разработанным дизайнерами фирмы «Пенин Фарина».

Харальд взял со стола фотографию в рамке. На ней Тик, снятый года четыре назад, стоял рядом с девочкой примерно того же возраста.

– Неужели подружка?

– Моя сестра-близняшка Карен.

– А-а… – Харальд смутно помнил, что у Тика имеется сестра. На фотографии она была повыше, чем Тик, и вроде посветлей. – А непохоже, что вы близнецы, уж больно она хорошенькая.

– Ты, олух, похожие близнецы всегда одного пола.

– Она учится?

– Да, в Датском королевском балете.