— Завтра, Сережа, будет видно. А пока идите домой. Там вас наверняка ждут. До завтра…

Она снова двинулась в своем направлении, и Сергей смотрел ей вслед, пока она не скрылась за углом.

На звонок никто не открывал. Он попробовал постучать ногами, и на стук открылась дверь соседней квартиры.

— Наташеньки нет дома, — сказала милая, приветливая женщина за пятьдесят. — А Машенька, по-моему, во дворе.

— Благодарю вас, — низко поклонился Сергей и зашагал вниз.

Свою кругленькую ладненькую дочку он узнал сразу. Она носилась по детской площадке, то карабкалась наверх, то скатывалась вниз, а то участвовала в общей куче-мале и счастливо, громче всех, хохотала.

Сергей какое-то время с завистью наблюдал за ней, потом позвал:

— Машуля!

Она не расслышала, продолжала носиться, и он позвал еще раз:

— Машулька!..

— Папочка! — закричала она, оставила своих подруг и понеслась к отцу. — Папулечка!

Обхватила за шею, повисла на нем. Потом увидела разбитое его лицо, удивилась:

— Ой! Что это? Ты упал?..

Сергей засмеялся.

— Умничка. Ты единственная, кто угадал. Упал!

— Тебе больно?

— Уже не очень… А мама где?

— Маша! — закричали подруги и замахали руками. — Быстрее, мы же ждем!

Маша виновато посмотрела на отца, объяснила:

— Мы там играем, ладно?.. Ты иди, а я поиграю… Иди, папочка.

— Мама, я спрашиваю, где?

— У тети Гали. Меня оставила, а потом заберет.

— Когда — потом?

— Когда я наиграюсь… Так я побегу. Ладно, папочка?

— Подожди… — Он ладонями взял ее лицо и стал часто-часто целовать.

Она терпела, потом стала вырываться.

— Ну, папа… Ну, папочка же!.. Мне больно, папа!.. Папа-а!

Сергей отпустил ее, несильно подшлепнул.

— Ладно, беги…

— Спасибо!

— Маме скажешь, что я вернусь не скоро!

— Хорошо, передам!

— И передай, что я ее целую.

— Ладно!.. Так я побежала, папочка!

Дочка ринулась к своим заждавшимся друзьям и снова закружилась там, забегала, заигралась и совсем, казалось, забыла про своего отца, который продолжал стоять на том же месте. И только иногда она вдруг поворачивалась к нему, улыбалась, коротко махала ручонкой и снова уходила в свою такую интересную, такую занимательную, такую личную жизнь.

Когда Николай Павлович, домашний, в полосатых пижамных брюках, с ножом и не-дочищенной картошкой в руке, открыл дверь на звонок, от неожиданности он даже отшатнулся.

На площадке — на коленях, с низко опущенной головой — стоял Сергей.

— Совсем с ума сошел, что ли? — спросил начальник.

— Прости меня, — сказал тот, не поднимая головы. — Я был неправ.

— Пошел ты!.. — выругался Николай Павлович и с силой захлопнул дверь.

Снова позвонили. Длинно и настойчиво.

— Хочешь доиграться?

— Хочу извиниться.

— Послушай, Макаров…

— Слушаю…

— Давай, в конце концов, остановимся!

— С тем и пришел…

— Ведь уже сорок лет!

— Завтра…

— Считай, уже сорок.