И тупой удар.

И зарвавшийся Чмо летит в сторону.

– Они же шледилы, Ахмет! – обиженно проскулила из темноты побитая шестерка.

Ахмет не удостоил Чмо ответом. Ахмет навис над Денисом. Смотрел долго, внимательно.

– Тэба с дэвкой показали по ящику?

Денис кивнул.

– Зачэм?

– Чтобы нас сдали Периметру. Или убили. Сразу. На месте. Без разговоров. Вот как вы сейчас собираетесь.

– Что ты знаэшь?

А кавказец этот не глуп! Быстро соображает борец-ломщик.

– Многое, – Денис сглотнул сухой ком.

– Что?

Его встряхнули. Так, что лязгнули зубы, а футляр с компом чуть не грохнулся на землю.

Потом Чмо, повинуясь едва заметному кивку Ахметовой головы, почти лишенной шеи, содрал футляр-ранец со спины Дениса.

– О! Ахмет, тут, кажишь, машинка шледиловшкая!

– Что-ты-зна-эшь-су-ка-блать?!

Еще одна встряска в руках-тисках. Долгая, болезненная. Болталась голова, хрустнули шейные позвонки и кости Вот козел, а!

– То, что вас пугает, – выплюнул Денис в смотровую щель черной маски. – Каждую ночь пугает.

Мышцы лица под вязаной тканью напряглись. Орг или недоверчиво улыбался, или впадал в бешенство от наглости пленника. Судя по тому, что в следующую секунду кулак группировщика обрушился на Денисову челюсть, все-таки это была злость.

– К пахану, – распорядился Ахмет. – Обоих. Сука-блать!

* * *

Идти пришлось долго. Казалось, целую вечность спустя перед ними открылась маленькая железная дверца. Это был подвал, каких много на районной окраине – там, где кончаются жилые кварталы и начинается промзона. Подвал, превращенный в тюрьму. Здесь пленникам и предстояло дожидаться аудиенции. Как долго – никто не знал. В городе творилось что-то… Что-то, что заставляло Волков испуганно озираться по сторонам. Тревожная, в общем, выдалась ночка. И волчий пахан, как понял Денис, был этой ночью занят. Очень.

– Пш-ш-шел! – сильный тычок в спину.

Вкатываясь в подвальную тьму, Денис больно ударился о ступеньки. Но сознание едва не потерял совсем по другой причине – когда сделал первый судорожный вдох. Перчаткой боксера-тяжеловеса в нос вмазала густая омерзительная вонь. Тошнотворный смрад! Тухлятина! Дохлятина!

Денис докатился до конца лестницы, налетел на что-то мягкое. Податливое. Хлипкое. Ну и пакость!

Сверху упала Юла. Зашевелилась, заворочалась, обшаривая пространство вокруг. Завопила…

Она кричала прямо в ухо, вцепившись в плечо хваткой «рабочего материала». Непрерывно кричала, звонко, на одной ноте.

Денис наконец понял. И едва усмирил собственный желудок, стремившийся вывернуться наизнанку вместе со всем содержимым. Мать твою! Твою мать! Его чуть не вырвало.

Он полз обратно к захлопнувшейся двери, полз, волоча за собой Юлу, которая так и не разжала пальцев. Полз, обдирая колени и локти. Полз подальше от трупа, валявшегося где-то там, в темноте, всего в нескольких шагах от них.

Почерневшего, раздувшегося, разбухшего, гниющего, текущего… Га-дость! Мер-зость! Кош-мар! Из-за кромешной тьмы все казалось еще хуже, отвратительней. И – главное – страшнее. Денису было плохо. Не просто плохо, а ужасно плохо.

Юлька тряслась как припадочная и подвывала раненой волчицей.

Да, подружка, это тебе не стерильный морг экзаменационной анатомички и не чистилище «Мертвого рая» с бодрыми забальзамированными покойничками-убийцами, закрытыми камуфляжем и масками. И все же странное дело, до чего может довести разлагающийся труп операторов ходячих жмуров. Если запереть их вместе. В одном подвале.

А может, это возмездие? Высшее, неподвластное человеческому разуму, но интуитивно ощущаемое как верное, правильное, справедливое? Не лезь, наглый живой, в дела мертвых, не нарушай покой отживших.