|
Потом они будут счастливы, тем более что их никто не будет знать… А я? Я вернусь во Францию, чтобы страдать, как уже страдал, и в тысячу раз более, потому что блаженство, всегда такое далекое, приблизилось ко мне, чтобы еще безжалостнее ускользнуть; и в какую-то минуту я прокляну тот час, когда спас эту женщину, или пожалею, что, умершая для всего света, она жива для меня — вдали и для другого — вблизи… Впрочем, если она виновата, мщение графа было справедливо… На его месте я не оставил бы ее умирать… но, наверное… убил бы… ее и человека, любимого ею… Полина любит другого!.. Полина виновна!.. О, эта мысль терзала мне сердце.
Я медленно поднял голову; Полина, запрокинув голову, смотрела на небо, и две слезинки катились по ее щекам. «Что с вами? Боже мой!» — воскликнул я. «Неужели вы думаете, — сказала она, сохраняя ту же позу, — что можно покидать навсегда отечество, семью, мать, и при этом сердце не будет разрываться на части? Неужели вы думаете, что можно перейти если не от счастья, то, по крайней мере, от спокойствия к отчаянию без того, чтобы сердце не облилось кровью? Неужели вы думаете, что в моем возрасте можно переплывать море, отправляясь навсегда в чужую страну, и не смешивать свои слезы с волнами, уносящими вас далеко от всего, что вы любили?» «Но разве это навсегда?» «Навсегда!», — прошептала она, качая головой. «И никого из тех, о ком вы сожалеете, вы не увидите больше?» «Никого». «И все… без исключения… навсегда не имеют права знать, что та, которую считают умершей, живет и плачет?» «Все… без исключения… навсегда…» «О! — вскричал я. — Но тогда я счастлив; какую тяжесть сняли вы с моего сердца!» «Я не понимаю вас», — сказала Полина. «Вы не догадываетесь, сколько сомнений и страхов пробудилось во мне? Но неужели вы не хотите узнать, какое стечение обстоятельств привело меня к вам? Конечно, своим спасением вы обязаны Небу, но, возможно, вы хотите услышать, какими средствами воспользовался Бог для вашего спасения?..» «Да, вы правы: брат не должен иметь тайн от сестры… Вы расскажете мне все, и я ничего не скрою от вас…» «Ничего… О, поклянитесь мне… Вы позволите мне читать в вашем сердце как в открытой книге?» «Да… и вы увидите, что мое сердце знало только несчастье, покорность судьбе и молитву… Но теперь не время. Я нахожусь под впечатлением этих страшных событий, и у меня нет сил рассказывать о них…» «О, когда хотите, когда сочтете нужным: я буду ждать». Она встала: «Я хочу успокоиться, вы, кажется, говорили, что мне можно спать под этим тентом?» Я проводил ее и разостлал свой плащ на полу; она жестом попросила оставить ее одну. Я повиновался, сел там, где сидела Полина, запрокинул голову, так же как она, и пробыл в таком положении до самого прибытия в Гавр. На другой день вечером мы высадились в Брайтоне и через шесть часов были в Лондоне.
VI
В первую очередь мне нужно было отыскать помещение для себя и сестры. В тот же день я отправился к банкиру, у которого был аккредитован; он показал мне небольшой меблированный дом, очень удобный для двух человек с двумя слугами. Я поручил ему снять его, и на другой день мне сообщили, что дом в моем распоряжении. Графиня еще спала, когда я отправился в бельевой магазин; его хозяйка мгновенно подобрала мне полный комплект белья, довольно простого, но изготовленного с большим вкусом; через два часа оно было помечено именем Полины де Нерваль и размещено по шкафам спальни той, для которой было предназначено. |
