Вечером агентство Гавас разослало газетам следующее сообщение:

«Сегодня в кабинете военного министра подполковник Анри был уличен и сознался в том, что сам составил то письмо, в котором названо имя Дрейфуса. Военный министр приказал немедленно арестовать подполковника Анри и отправить его в крепость Мон-Валериан».

На следующий день сторож, с обедом на подносе, вошел в камеру подполковника. На столе камеры стояла наполовину опорожненная бутылка рома, рядом с ней было брошено бессвязное письмо. На полу в луже крови валялась бритва. На постели лежал глава французской разведки. Подполковник Анри был мертв. Он перерезал себе горло.

Этот человек унес с собой немало тайн. Но главной из них был он сам.

Волнение, вызванное этим событием, именно «не поддается описанию». Самоубийство панамистаРейнака, самоубийство Анри, самоубийство Ставиского — вот совершенно разные, но почти одинаково мрачные даты в новейшей политической истории Франции. Во всех трех случаях публика в самоубийство не верила, — «конечно, их убили!..» Нет людей легковернее принципиальных скептиков. В действительности не может быть сомнения, что Анри (так же, как Рейнак и Ставиский) покончил с собой. Вскоре после его кончины начался процесс Жоржа Пикара. Он потребовал слова и сказал:

«Я сегодня буду отведен в военную тюрьму Шерш-Миди. Вероятно, это для меня последний случай сделать публичное заявление. Я хочу, чтобы все знали следующее: если завтра в моей камере найдут веревку Лемерсье-Пикара или бритву Анри, то это будет убийство. Ибо люди, подобные мне, с собой не кончают...»

«Невозможно передать впечатление, — говорит очевидец, — произведенное этими словами. Перед слушателями встал призрак государственных преступлений, убийств, совершенных во мраке тюремных казематов, мрачных трагедий подземелья, смерти Пишегрю, предписанных самоубийств Лемерсье-Пикара и Анри. Публика замерла...»

Цель была достигнута. «Мы все в день смерти подполковника Анри стали сторонниками пересмотра дела Дрейфуса», — писал один правый политический деятель.

XIII

С самоубийством подполковника Анри в деле Дрейфуса кончился роман-фельетон. Это не значит, что в дальнейшем не было драматических сцен и событий. После назначения пересмотра дела невинно осужденный капитан, снова в мундире и при шпаге, вернулся во Францию — и с изумлением узнал, что судьба его стала мировым событием: единственный человек, который четыре года ничего не знал и не слышал о «деле Дрейфуса», был сам Альфред Дрейфус: ему на Чертовом острове газет не давали, а в письмах об этом писать запрещалось. В течение долгих часов Лабори и Деманж рассказывали своему подзащитному историю его дела.

Драматический характер имел и реннский процесс, — опять были разные сенсации, в том числе одна в новом роде: покушение на жизнь Лабори. Но все это уже не было первым спектаклем: дело Золя, показания Жоржа Пикара, раскрытие подлога Анри почти целиком раскрыли сложную фабулу романа, каким, по воле рока, стала судьба одного французского офицера. Теперь роман шел к развязке сам собой, захватывая все большее число людей. Нарастая с тревожной магией и с магической тревогой.

Отставной полковник Пикар не играл большой роли ни в реннском процессе, ни в заключительных главах дела Дрейфуса, — поэтому незачем о них рассказывать: они достаточно известны.