— Однажды барон как-то обмолвился об этом, — Конан сделал один глоток. — И по замку тоже ходят слухи.

— Я думаю, они ходят и вокруг замка, — Фавиан сел за стол, взял кубок в руки и начал задумчиво вертеть его в руках. — Знаешь, Конан, скоро я достигну возраста посвящения в тайну моей семьи. И тогда, может быть, я пойму, просто ли пугают этой легендой доверчивых дураков или во всем этом что-то есть. Но вот только ты, киммериец, никогда не поймешь — судьба ли тебя охраняет или ты просто хорошо делаешь свою работу.

Фавиан заткнул пробкой бутыль и сгреб кубки. Конан смотрел на залитый ликером стол и уже ничего не хотел говорить.

— Ладно, парень, мне надо готовиться к ужину, — сказал Фавиан. — А тебе надо торопиться к своему. Но мы еще поговорим. И если мой отец не остынет к этой идее сохранения нашего рода, то твоя удача будет и дальше тебе улыбаться.

Конан вышел из комнаты Фавиана слегка пошатываясь, с головой, затуманенной крепкой выпивкой. С трудом найдя путь вниз, он спустился в комнату слуг и сел за стол.

Лидия не появлялись, и Конан не заводил своих обычных разговоров за ужином. Он был необычно молчалив и, рассеянно доедая свой ужин, размышлял о том, что теперь ему стало известно о Фавиане. Проведя с ним половину дня, Конан понял, что у наследника барона изменчивый и непостоянный характер, а его малодушие принесет еще всем немало неприятностей. Чутье подсказывало Конану, что все это прекрасно знает барон Бальдр.

Внезапно появившись в общей комнате, Лидия быстро прошла через нее, даже не взглянув на Конана. Он тяжело поднялся из-за цивилизованных мужчин и женщин я их непредсказуемые настроения.

Уже поздно ночью Конана разбудили какие-то неясные звуки: тяжелые шаги и приглушенные рыдания. Он быстро вскочил на ноги и отдернул занавеску. Мерцание свечей было слабым, но Конан успел увидеть полуодетую фигуру, только что исчезнувшую в одном из альковов.

Это была Лидия. В одно мгновение Конан пересек комнату и вошел в темный закуток.

— Лидия, — шепотом сказал он, опустившись на колени перед ее постелью, где она лежала, содрогаясь в рыданиях. — Что случилось, девочка моя? Тебя кто-нибудь обидел?

— Нет, Конан, уйди, пожалуйста, — с трудом произнесла она. — Не беспокойся, все нормально.

— Да что же такое, милая? Ты можешь мне сказать… О, Кром! — Рука Конана коснулась вздувшихся горячих рубцов на спине девушки, они были липкими от крови. — Кто это сделал, скажи мне?

Но Лидия ничего не ответила. Когда Конан собирался вновь спросить ее, он вдруг услышал металлический звук кованых ботинок в соседней общей комнате. Шаги приблизились к алькову, и жесткий бесстрастный, голос спросил:

— Здесь есть девушка по имени Лидия?

— Да, сэр, вот там ее кровать, — откликнулся юношеский голос.

Конан отдернул занавеску и увидел двух Железных гвардейцев, один из которых держал в руке пику, а другой — горящую свечу. Из-за занавесок других закутков стали выглядывать слуги, но никто из них не проронил ни слова.

— Девушка Лидия, ты пойдешь с нами, — приказал один из гвардейцев.

— Никуда она не пойдет. Она плохо себя чувствует, — Конан вышел из алькова, задернув за собой занавеску, чтобы не было видно Лидии.

— Она должна пойти с нами по приказу барона. Отойди в сторону! — гвардеец поднял пику, увидев, что Конан не двигается с места. Второй гвардеец поставил свечу на стол и положил руку на рукоятку меча.

В этот момент из-за занавески вышла Лидия. Пошатываясь, она прошла мимо Конана и подошла к гвардейцам. На ней было наспех наброшенное меховое одеяло, но Конан увидел часть спины с ярко-красными свежими рубцами, и ярость закипела у него в груди.