Сильная рука двинулась от ее груди куда-то вниз… Нет, это не сон: Энн внезапно вспомнила, где она находится — и с кем! Глаза ее широко распахнулись и встретили затуманенный взгляд Рубена. Свечи почти догорели, и на его лице лежали густые тени.

Он накрыл ладонью ее грудь и стал пальцем ласкать сосок. Губы Энн приоткрылись. Она хотела было запротестовать, но протест замер у нее на губах, сменившись прерывистым вздохом. Выгнувшись навстречу мужчине, она подняла глаза, глядя на его рот и мечтая лишь об одном — ощутить его губы на своих губах. Рубен отбросил атласную простыню, раздвинул бедром колени Энн и оказался между ее ног. Ночная рубашка задралась и обмоталась вокруг ее талии.

Энн страстно хотелось обвить руками его шею и притянуть его голову к себе. Она жаждала прикосновения мужских губ, языка, рук. Его губы нашли чувствительное местечко на ее шее — то самое, секретное, которое отзывалось только на ласку Рубена. Язык заскользил от мочки ее ушка к ключице, и дыхание Энн стало прерывистым, учащенным, голова пошла кругом от наслаждения. Высвободив руки, она обхватила ими плечи Рубена, цепляясь за них, как утопающий за соломинку. Их близость и ее долгое воздержание выпустили на свободу мощную волну эмоций, причем это было не просто физическое влечение. Энн тянулась к нему всем сердцем и всей душой. Ей было необходимо стать неотъемлемой его частью. И чтобы он любил ее так, как только он один умел любить.

— Ты вся горишь, — глухо прошептал Рубен.

— Я хочу тебя.

Другого поощрения ему не требовалось. Нетерпеливым движением Рубен сорвал с нее трусики и провел ладонью по внутренней стороне ее бедра, вызвав у Энн новую бурю ощущений. Где бы он ни прикоснулся, кожа тут же занималась жаром, то пылая, то становясь ледяной. Энн дрожала, предвкушая дальнейшие, гораздо более интимные, ласки. Наконец его рука добралась до атласной и влажной нежности ее лона, пробуя его влагу. Все тело Энн напряглось, каждый нерв отзывался на его прикосновение сладкой болью. Возбуждение ее почти достигло предела.

— Возьми меня! — взмолилась она. Мозг ее был затуманен, как в лихорадке, единственное, что она сейчас знала, — это то, что всегда хотела быть рядом с ним, грезила о нем каждую одинокую ночь, год за годом. И вот теперь она с ним, но вовсе не как его половинка. — Рубен…

— Терпение, — прошептал он, продолжая ласкать ее, пробуждая тело и медленно ведя к вершине наслаждения.

Энн чувствовала, как растет его возбуждение, как напрягаются могучие мышцы, и это ощущение собственной власти над ним вызвало на ее губах легкую улыбку. А потом она стала покрывать поцелуями его широкую грудь, постепенно подбираясь к плоскому соску. Терпкий аромат мужского тела ласкал ее ноздри, разгоряченная кожа была такой восхитительно гладкой! Энн легонько укусила сосок и услышала негромкий стон. Энн была счастлива: она не утратила своей способности заставлять его жаждать ее, тянуться к ней.

Его наслаждение усиливало ее собственное, волнами разливавшееся по телу желание. Она хотела, чтобы он взял ее — и теперь же!

— Пожалуйста… — шепнула Энн.

Рубен шире раздвинул ее колени. Звякнула соединявшая их цепь — напоминание о связывавших их горьких и сладких узах. Его лицо замкнулось и стало суровым, и Энн поняла, что он сейчас возьмет ее тело, но душой с ней не будет. И все же, несмотря ни на что, она хотела его.

Сжав руками ее ягодицы, Рубен приподнял ее бедра и, мгновение помедлив, вошел в нее. Это был не акт любви, а утверждение власти, каждым мощным толчком он словно накладывал на нее печать. Энн чувствовала себя неопытной девственницей, которую покрывала волна его царственной страсти, каждый нерв в ее теле пел, впитывая в себя его силу.