Амалия выбивалась из последних сил, но, подняв юбки до колен, продолжала бежать. Вот ее рука обхватила мальчика за талию, и она заспешила к фургону, таща мальчугана под мышкой.

Грохот и шум воды стояли у нее в ушах. На их фоне слышались крики людей, карабкавшихся по покатому склону вверх — к сараям и флигелям, рев испуганного мула, похожие на гонг удары, выбивавшиеся из общей какофонии звуков — это мул лягал задними ногами фургон, пытаясь освободиться. Айза посерел от страха и боли, которую причиняла ему изуродованная нога, его рука запуталась в складках ее плаща, но что можно было сделать? Амалия почти что задыхалась, и саднило в боку, но она продолжала бежать. «Еще несколько метров, — повторяла она про себя. — Еще несколько метров. Если повезет, мул обгонит поток, если нет — фургон хоть как-то защитит».

Вожжи ослабли. Амалия заметила это, подсаживая Айзу в фургон. Она схватила их одной рукой, уцепившись другой за подножку, и поставила ногу на ступеньку. Мул дернулся назад, потом вперед, вожжи хлестнули его, скользнув между ее пальцами, и фургон накренился, преодолев сопротивление тормоза. Еще мгновение — и Амалию отшвырнуло назад. Земля ринулась ей навстречу с такой быстротой, что у нее перехватило дыхание. Фургон начал нависать над ее головой, и Амалия яростно метнулась в сторону, а он, прыгая и колыхаясь, помчался вслед за людьми. Она видела искаженное ужасом лицо Айзы, его открытый рот — он что-то кричал, а потом черная голова мальчика исчезла — видимо, его швырнуло на дно фургона. Из-за шума и грохота слышать его Амалия не могла. Сбитая с толку внезапным падением, она потеряла ориентиры, с трудом поднявшись, стояла, покачиваясь и не зная, что делать.

Сметающий все на своем пути поток приближался. Вода, ударяясь о крутые берега, успокаивалась, заливая все вокруг. Амалия шагнула в сторону белевшего вдали дома и тут почувствовала, что нахлынувшая вода поднялась до колен. Первый удар отраженной от берега волны захлестнул ее всю, сдавливая ребра и срывая одежду. Захлебываясь слезами, Амалия уцепилась за плечи человека, который склонился к ней с седла. Краем глаза она увидела темное размокшее бревно, которое разворачивалось, направляясь потоком в их сторону. Втащив обмякшее тело женщины на переднюю луку седла, Роберт Фарнум бережно прислонил ее к себе и только потом пришпорил коня, который буквально выскочил из-под бревна.

Вода лила и чавкала рядом с ними, разбиваясь брызгами, а лошадь из последних сил карабкалась вверх по склону, продираясь сквозь кусты и деревья. Амалия, осыпанная обломками коры и старыми Листьями, не обращала внимания на жалящие лицо колючие ветки. Сердце ее учащенно билось от близости человека, который крепко прижимал ее к своей груди. Она чувствовала твердость его напряженных мышц, ощущала его прерывистое дыхание. Вспомнив об Айзе, Амалия резко повернулась, чтобы отыскать умчавшийся фургон, который в это время достиг вершины холма и который работники с плантации пытались остановить. На ветках дубов сидели люди — то ли наблюдали за уровнем воды, то ли собирались таким образом переждать наводнение? Наконец лошадь добралась до вершины холма. Роберт натянул поводья и облегченно вздохнул. Массив дома заслонял происходящее вокруг, поэтому на какое-то время они замерли, приходя в себя посте пережитого. Амалии казалось, что ее сердце вот-вот выскочит из груди, так сильно оно билось; плечом, прислоненным к Роберту, она ощущала частые удары в его груди. Руки, обнимавшие ее, чтобы не соскользнула с седла, согревали жарче любой печи, но Амалия почему-то дрожала. Прохладный дождь, струившийся по их лицам, стекавший со складок ее капюшона, не мог остудить того жара, который испытывал каждый из них и оба вместе:

Амалия медленно посмотрела вверх, ожидая встречи с темно-синими глазами Роберта Фарнума, которые обожгли ее, заставили трепетать от прилива нового чувства, которое трудно определить, ибо оно сродни сладкой боли.