При столь явном сходстве судеб возникло множество тем для обсуждения, и время пролетело незаметно.

После этого визита в сторону Амалии стали посматривать более доброжелательно. Уже на следующий день проведать их заехали несколько соседей, включая мистера У. У. Пьюга, спикера палаты представителей штата Луизиана с женой Жозефиной и детьми, а также мсье и мадам Мишель Шлатр. Мами принимала всех с щедрым гостеприимством, но достаточно прохладно. Она считала, что не должна рассыпаться в благодарностях за то, что они опять признали ее своей, ибо достойное место в обществе ей принадлежало по праву.

Однако эти нюансы совершенно не занимали Амалию. Она вежливо улыбалась гостям, поддерживала светскую беседу, коротая медленно текущие дни, хотя из головы не выходил вопрос: почему он уехал? Амалия размышляла над этим целыми днями: когда прогуливалась по берегу, пиная носком туфель засохшие водоросли, обломки ракушек и выброшенный приливом на берег мусор; когда ехала в экипаже, и теплый ветер обдувал лицо, а чайки кричали у нее над головой; когда засыпала уже на рассвете… но не находила ответа.

Возможно, Роберт считал, что, сопроводив их на остров, он до конца выполнил долг джентльмена и родственника? А может, виной всему ее сумасбродное поведение, и Роберт опасался новых нареканий со стороны общества? Или же он боялся, что после той ночи на берегу Амалия захочет возобновления близких отношений, чего он не слишком-то хотел, поскольку шел на них только ради кузена? А может, побыв с нею наедине, Роберт обнаружил, что она не привлекает его, как прежде, что после гибели Жюльена исчезло ощущение опасности, которое обостряло желание. Возможно и другое: убив кузена или способствовав его гибели, Роберт увидел, что награда не стоит того.

Эти мысли мучили Амалию, не давали ни минуты покоя. С недавних пор жизнь на острове утратила для нее всякий смысл, а сам он потерял в ее глазах все очарование первых дней. Амалию больше не интересовало, будет ли она принимать участие в тех или иных мероприятиях. Все эти чаепития, вечеринки, разного рода развлечения в кругу родных и друзей, а также общественные акции, спонсируемые и посещаемые людьми, которых из-за строгого соблюдения приличий и протокола вряд ли можно назвать живыми, казались ей бессмысленными и ненужными, как и сами их участники.

«Неужели все эти чопорные господа переживали, хоть раз в жизни, любовную страсть, экстаз? — спрашивала она себя с удивлением. — Глядя на их невыразительные лица, скованные движения, скучные разговоры, остается удивляться — откуда на острове столько детей?»

Дитя, которое Амалия носила под сердцем, тоже вызывало у нее удивление. Она боялась, что последняя встреча с Робертом могла причинить ему вред, но все обошлось. Видимо, природа предусмотрела и этот случай.

Амалия ждала рождения ребенка, готовилась к этому таинству природы, мечтала, что появится живое существо, плод любви и греха, которое хочется обожать, с которым можно будет играть, из которого вырастет настоящий человек. Возможно, как Огюстин или Мари-Ида у Франсис.

«Роберт не возражал против того, чтобы стать отцом, — думала Амалия. — При других обстоятельствах лучшего отца и не придумаешь. Возможно, потом ему как ближайшему родственнику захочется принять участие в воспитании ребенка. Но мальчику или девочке отец нужен постоянно».

Амалии вспомнилось вдруг в безотчетном порыве сказанные Робертом слова: «Я — твоя главная опасность, и я приношу тебе одни несчастья».

Было бы лучше не думать о нем и не лить понапрасну слезы. Жюльен — другое дело: все только этого и ждут, а кроме того, он заслужил сочувствие и сострадание.

Во время одной из прогулок, когда ее путь пролегал мимо грязных постоялых дворов и трущоб, в которых жили аборигены острова, она вдруг увидела Патрика Дая. Амалия не могла с уверенностью сказать, что это был именно он, поскольку видела его мельком.