— Именно так, — подтвердил Жюльен. — Спокойной ночи, ma chefe. — Он наклонился к ее лбу и запечатлел нежный поцелуй.

«Как все это странно и как не похоже на него, — подумала Амалия. Жюльен редко целовал ее, если не считать игривых проявлений галантности, когда он приветствовал ее на людях. Она могла сосчитать по пальцам, сколько раз он целовал ее в губы, если торопливое прикосновение к губам вообще можно назвать поцелуем. — И все же этот поцелуй был особым, — подумала Амалия. — В нем чувствовалась нежность, теплота, благоговение и право собственности».

ГЛАВА 4

Лали ждала Амалию в спальне. Пока девушка расстегивала пуговицы на платье и помогала стянуть его через голову, пока возилась с кринолином и лентами на нижних юбках, пока расшнуровывала корсет, Амалия продолжала размышлять о Жюльене.

Если бы отношения между кузенами складывались обычно, Амалия могла подумать, что муж приревновал ее к Роберту. Он был встревожен в день наводнения, когда увидел ее в объятиях двоюродного брата. Постоянное присутствие Роберта в доме, похоже, нервировало Жюльена, хотя, по словам Мами, мальчики с детства всегда были вместе, и нет ничего необычного в том, что Роберт завтракал и обедал с ними или пользовался, когда хотел, «гарсоньеркой».

Пока они росли, считалось само собой разумеющимся, что Жюльен и Роберт питаются там, где их застанет голод, и спят там, где окажутся, когда наступит ночь. Они носили похожие вещи, часто менялись ими, так что порой трудно было определить, кому что принадлежит. Да и теперь, будучи взрослыми, Жюльен и Роберт прекрасно ладили между собой. Часто и подолгу засиживались они за бокалом шерри, рассказывая друг другу истории о своих приключениях на охоте и рыбалке, со смехом вспоминали детские проказы и юношеские увлечения. И все же их беседы порой прерывались подозрительной тишиной, а в глазах появлялся холодок. Жюльен нередко останавливал на кузене задумчивый взгляд и как бы изучал его заново.

«Может, Жюльен обиделся на брата за то, что тот добровольно взял на себя хлопоты о „Дивной роще“? — предположила Амалия, но тут же отбросила эту мысль, вспомнив, с каким отвращением муж относится к хозяйственным делам. — Тогда остается последнее, — решила она. — Жюльену не нравится слишком пристальное внимание к моей скромной особе».

Амалия не заблуждалась на свой счет, но что-то ей подсказывало, что Роберту она небезразлична. Однако пока с этой стороны она не видела никакой опасности: кузен мужа — порядочный человек, джентльмен, он не может перейти черту общепринятых приличий. Его интерес — нечто мимолетное, сиюминутное; это как костер — сам погаснет, если не подкидывать щепки.

Амалия подавила печальный вздох, подняла руки так, чтобы Лали могла надеть на нее ночную сорочку из белого батиста. Свободная юбка с белой вышивкой по подолу, искусно сделанной монахинями-урсулинками, скользнула по зауженному к горловине лифу, покрытому той же вышивкой — белым по белому. Рубашка была одной из дюжины таких же одинаковых по фасону и стилю отделки, которые Мами подарила ей к свадьбе.

Лали распустила ее волосы и расчесывала их до тех пор, пока они не вспенились светло-коричневой волной, затопившей всю спину до самой талии. Затем горничная приготовила постель, а когда Амалия легла, опустила противомоскитную сетку, пригасила лампу и вышла, прикрыв за собой дверь. Звук ее шагов затих в тишине засыпающего дома.

Оставшись в полутьме, Амалия заметила свет, просачивающийся из-под створчатой двери, ведущей в спальню Жюльена. Она представила мужа, который с помощью Тиге готовится лечь в постель, но, сколько ни прислушивалась, не уловила ни единого звука. Она взглянула на дорожку лунного света, проникающую в окно, сквозь занавески из розового шелка, и вновь печально вздохнула.

Таким же розовым шелком была обита стена алькова у изголовья постели, тогда как потолок был украшен голубым шелком, уложенным в виде развернутого веера — традиционное сочетание цветов для спален невест.