Изменить размер шрифта - +
Останавливает внимание, запоминается, что еще нужно?

Самое ходовое слово в «Золотом Доусоне» — «золото». Все тут золотом дышит, все вокруг золота вертится, на всем лежит его романтический отблеск. Постройки, музейные экспонаты, названия ресторанов, улиц, гостиниц, сувенирных лавок и окрестных местечек, куда зазывают туристов, — все так или иначе связано с золотом. На выходе из городка, просунув голову в дырку разрисованного полотна, вы можете сняться в образе бородатого золотоискателя. На память Доусон предлагает купить бесчисленное количество изделий — кольца, броши, часы, браслеты. А можно купить золотой самородок или щепотку золотого песка.

Мэр города во время праздничных и деловых церемоний надевает на шею золотую медаль, алая лента которой украшена шестнадцатью самородками — по числу золотоносных ручьев Клондайка. Я попросил мэра: нельзя ли взглянуть на медаль?

— Почему же нельзя, пожалуйста. — Мэр открыл сейф. — Красивая штука. Надевая ее на шею, я становлюсь дороже сразу на двадцать три тысячи долларов.

Золото, золото… Золотой в этом городе кажется даже пыль, поднятая ногами туристов.

В завершение впечатлений тут можно и самому попытаться намыть пылинки металла. Платишь доллар — тебе дают похожий на банную шайку железный лоток. Загребаешь им из ручья порцию гальки с песком и начинаешь, меняя почаще воду, вертеть лоток. Уходит муть — выбираешь руками гальку. Золото, даже малая его крупинка, ляжет на дно, а все остальное надо терпеливо смыть. В этом вся технология добычи золота, известная человечеству уже шесть тысяч лет. Она одинакова, вертишь ли этот лоток или работает громадная, как пароход, драга… Я отчаялся разглядеть в тонком слое песка желанную золотую пылинку. Но мне сказали: не надо сдаваться. И наконец вот они, блеснули две золотые пылинки! Их тут же упаковали в стеклянную, заполненную водой капсулу и вручили ее вместе с похожим на бумажные деньги свидетельством о том, что такой-то был на Клондайке, мыл золото и кое-чего добился. Таков финал оперетты с названием «Золотой Доусон».

Джон Бинклей, зная, как мне хотелось «намочить нос» в Клондайке, показал тропку, по которой от аэродрома можно сбежать к реке…

И вот он, Клондайк, тысячи лет перетиравший кварц, в котором спрятаны жилки металла, рождающего человеческие страсти. Обыкновенная речка, бегущая по камням. Не очень глубокая, говорливая. По берегам — заросли трав, ивняка, осин и ольшаника. Пяти минут мне хватило разуться, забрести в воду и смыть с лица пыль. Клондайк — речка, каких тут тысячи. Но тридцать лет после покупки Аляски Соединенными Штатами она пребывала в безвестности. Клондайк заставил о ней говорить.

Бросив на прощание пару камешков в воду, я побежал к самолету. А минут через десять мы опять увидели Доусон сверху, сделали над ним круг, уже узнавая, что и где в городе расположено.

Хорошо поработав в короткое лето, зимой, подобно местным медведям, городок засыпает.

Тысяча восемьсот его жителей отдыхают от наплыва туристов — охотятся, пилят лес, запасаются сувенирами из меха, дерева и, конечно, из золота, которое тут помаленьку все еще добывают.

<sub> Фото автора. 19 февраля 1991 г.</sub>

 

Семейное дело Бинклей

 

Приезжающий на Аляску непременно сунет нос в туристский проспект. И там среди ярких картинок он непременно увидит пароход, вызывающий в памяти Марка Твена, — высокая труба с черным ажурным кокошником, сзади — гребное красное колесо, нарядные палубы… И если пути приведут человека в Фэрбанкс, тут пароход он увидит едва ли не на каждом рекламном листе.

И, конечно, у него появится желание прокатиться на этой посудине, напоминающей постройки знаменитого Диснейленда, потому что дым из трубы не идет, гребное колесо на корме крутит не паровая машина, а дизель.

Быстрый переход