Дружной и агрессивной ватагой некрупные птицы повергают в бегство большого и опасного для одиночек хищника. Так, совы не рискуют днем оказаться на видном месте — возле них сейчас же закружится негодующий хоровод мелкоты. Вороны, часто попадающие ястребу-тетеревятнику, объединившись, гонят разбойника прочь. Или вот, посмотрите на снимок, сделанный на Аляске, ворона (на Аляске вороны — черные) смело атакует местного великана — орлана-белохвоста. Но этой смелости есть причина — орлан вторгся на гнездовый участок вороны.
Три фактора сообщают отвагу животным и позволяют одолеть им или хотя бы прогнать противника более сильного: защита своей территории (дома стены помогают!), защита законной добычи (попытайтесь отнять у кошки пойманного воробья или мышку) и защита потомства — смертельно опасно оказаться между матерью и медвежатами, между лосихою и лосенком, вблизи тигрят.
Ворон атакует орла.
* * *
Есть и смешные истории, когда великаны испытывают панический страх перед существом очень маленьким. У меня есть снимок, слоны в зоопарке жмутся в угол и оглядываются на ежа — знают: колется. А в Африке страх на многих может нагнать муравей из рода муравьев странствующих. Надо видеть, что это такое. Мой друг Михаил Домогацких, когда в Танзании мы прокрадывались с фотокамерами к слонам, вдруг лихорадочно стал срывать с себя одежду. Оказалось, под штанину ему забрался и «огненно» укусил его муравей.
Слоны, если такой муравей залезет в хобот, приходят в неистовство, колотят хоботом по деревьям. Похоже ведут себя и другие животные.
Вот уж действительно, большого осилил маленький.
<sub> Фото из архива В. Пескова. 15–18 апреля 1994 г.</sub>
Свидание у Селигера
(Окно в природу)
Болотистый лес, заполненный хмарью тумана, капель с жидкого сосняка, хлюпанье снега с водой под ногами — самая середина апреля у Селигера, время глухариных токов… И вот они, характерные звуки — «тк! тк!..», а следом «точенье», заставляющее замереть сердце. На кроме болота виден и сам бормотун. Черный. Хвост веером. Брови красного бархата. Он то затихает, прислушиваясь, то с генеральской важностью ступает по снегу, и вдруг побежал — резво атакует кого-то… Все дальнейшее непосвященному показалось бы сказкой. Глухарь устремился к линялой палатке, возле которой на пнях сидят двое людей. Глухарю бы их испугаться, а он вроде как напоказ — кругом, кругом пошел по снегу, прямо под ноги сидящим.
* * *
Год назад мы рассказывали о глухарях, живущих почти что в центре Москвы во дворе Кирпичевых — отца-орнитолога и сына-охотоведа. Рассказано было о муках и радостях дела, не приносящего денег, но крайне важного, если помнить, что жизнь рано или поздно станет с головы на ноги и обретут ценность простые и вечные ее проявленья.
Глухарь — одна из веточек зеленой и пышной кроны дерева жизни. Птица эта куда более древняя на земле, чем всюду ныне царствующий человек. Но депрессии, как сказал бы ученый, глухариный мир пока не повержен. Глухари процветают, где люди не досаждают этой крайне чувствительной к беспокойству птице. Таких мест на земле, однако, все меньше и меньше.
Зоны обитания лесного крылатого великана сужаются. И важно возродить глухаря там, где он когда-то был птицей обычной. Еще заманчивей вывести птицу, не слишком чувствительную к присутствию человека. Задача оказалась далеко не простой, и многие, взявшись ее решать, отступились. Сергей Кирпичев не отступил сам и вырастил наследника — сына, с малолетства разделявшего с отцом муки и радости пионерского дела.
В прошлый раз мы рассказывали, как живут выращенные Кирпичевыми птицы на московском дворе, как появляются они из яиц в инкубаторе («ноу-хау» Кирпичевых), как их «пасут»-воспитывают на глухих болотах у Селигера. |