|
Наверное, у туляков были такие вот руки…
Но Сергея не только за мастерство уважают. Я много слышал: «всегда поможет…», «веселый…», «принципиальный…», «друг настоящий…» Мне он тоже понравился. Немного застенчивый, чуть-чуть медлительный, с открытым, добрым лицом сердечного человека. Да вот весь он тут, на фотографии, сделанной в цехе у рабочего места, — наш корреспондент Сергей Усов.
<sub>Фото автора. Чебоксары. 5 мая 1962 г.</sub>
Мещерское половодье
«Моя река, мои журавли…» Во всем виновата эта книжка. Это она для всех странников, для всех любителей ветра, неба, душистых трав и бездонной воды открыла страну со сказочно древним названием — Мещера. Зимними вечерами, когда в окошко стучится колючий снег, на сон грядущий перелистаешь страницы, и сразу к лампе подступят ветки нагретого ельника, пахнет болотной сыростью. Услышишь вдруг: падают капли с весел, от чавканья сапог по ковровому мху взлетают тетерева. Копны сена, болотные кочки с мелкой дробью созревших ландышей. Луна в реке, разбитая на осколки рыбьим хвостом, черного цвета озера, грибы с «телячью голову» и крики птиц, названия которых не знаешь. Шуршит снег за окошком. Тушишь лампу и даешь себе честное слово: вот как растает — сразу туда. Это ж не Африка, это же рядом — билет до Рязани, а там с попутным ветром, с попутным грузовиком. Но так уж случается. Лето за летом. Работа или держит на привязи в городе, или так далеко отсылает — не то что слова мещера, русскую речь не каждый день слышишь. Засыпаешь усталый под южными звездами, под шорох пыльных кожистых листьев и видишь во сне бездонное озеро, заливные луга… И опять даешь себе слово…
* * * И вот едем. Нас двое. Теплые куртки, сапожищи до пояса. За плечами мешки с едой, блокноты, фотокамеры с длинными объективами. У Бориса походный магнитофон для записи лесных голосов. Билеты у нас до Рязани, а дальше расспросы, как лучше проехать, пройти, а вернее, проплыть, потому что вся земля залита водой и не поймешь, где реки, где озера, где луга заливные — вода, лодки, острова потонувшего леса и треугольники бакенов… Сидим в столовой на станции Шилово. Улицы потонули. В окошко видно, как в лодке пробираются в школу мальчишки, в лодке старик везет на базар поросенка, соседка к соседке с утюгом и связкой белья плывет в лодке. По пояс в воде изгороди, столбы телефона, яблони. — Извините, лещ у нас керосином припахивает, — сказала официантка. Лещ действительно отдавал керосином. Розовый повар объяснял двум колхозникам, отчего лещи в Оке керосином «стали вонять». — А может, и нельзя, чтоб не было керосину?.. — Не может быть, чтоб нельзя… Это же наше. И закон есть — не поганить… — Воскресенский завод, говорите?.. Моя воля, директора б одними лещами кормил. Он мне: «Не хочу!» А я ему: «Е-е-ешь!..» Глядишь, посветлела бы вода… Два рыбака от пристани к столовой в плетеной корзине несут лещей. Лещи трепыхаются, норовят выпрыгнуть из корзины. — Поди ж ты. Живые, а с керосином… — Эй там, в столовой! — донеслось с пристани, — закругляйтесь, капитан любит точность!.. — Что же, вся Мещера керосином побрызгана? — Да нет, что вы, — поддержал наши мешки на скрипучих сходнях парень с берданкой. — Ока — еще не Мещера… Вы капитана порасспросите… * * * Капитан сказал: «Я так много видел, ребята, что мне и врать не надо, — он потер рукавом сверкавшую маленьким солнцем бляху на кителе и показал на часы: — Время!» У капитана якорь и шрам на руке. |
