Их поют от белой вызнати

До холопного сермяжника.

Хоть и много песен сложено,

Да ни слову не уважено,

Не сочесть похвал той удали,

Не ославить смелой доблести.

Вились кудри у Евпатия,

В три ряда на плечи падали.

За гленищем ножик сеченый

Подпирал колено белое.

Как держал он кузню‑крыницу,

Лошадей ковал да бражничал,

Да пешнёвые угорины

Двумя пальцами вытягивал.

Много лонешнего смолота

В закромах его затулено.

Только нет угожей засыньки,

Чернокосой побеседнушки.

Не одна краса‑зазнобушка

Впотайную по нем плакала,

Не один рукав молодушек

От послезья продырявился.

Да не любы, вишь, удалому

Эти всхлипы серых журушек,

А мила ему зазнобушка,

Што ль рязанская сторонушка.

3

Как гулял ли, хороводничал

Удалой‑те добрый молодец

И Ольгу́ ли волноватую

В молоко парное вспенивал.

Собирались злы татарове,

На Москву коней шарахали.

Собегалися боярове

На кулажное устанище.

Наряжали побегушника,

Уручали серой грамотой:

«Ты беги, буди, детинушка,

На усуду свет Евпатия».

Ой, не колоб в поле котится

На позыв колдуньи с Шехмина,–

Проскакал ездок на Пилево

Да назад опять ворочает.

Крутозыбы волны белые,

Далеко их видно по лугу.

Так и мечутся, яруются

Укусить седое облако.

Подскакал ездок ко берегу,

Тянет поводы на быстрицу,

Да не лезет конь в сумятицу,

В две луны подковы вытянув.

Как слезал бегун, задумывал:

«Ай, с чего же речка пенится?

Нет ни чичерного сиверка,

Ни того ль лесного шолоха».

4

Да вставал тут добрый молодец,

Свет Евпатий Коловратович,

Выходил с воды на посолонь,

Вытирался лопушиною.

Утихала зыбь хлябучая,

Развивались клубы пенные,

И надводные коряжины

По‑лягвачьему пузырились.

А и крикнет побегушниче:

«Ой ты, лазушновый баторе!..

Ты беги, померяй силушку

За Рязанью над татарами».

5

На узёмном погорелище

За Коломной бабы хныкают.

В хомутах и наколодниках

Повели мужей татаровья.

Хлыщут потные погонщики,

Подгоняют полонянников,

По пыжну путю‑дороженьке

Ставят вехами головушки.

У загнетки неба синего

Облака горят, поленища,

На сухменьи ель‑ухватище

Пламя‑полымя ворочает.

Не кухта в бору замешкалась

И не лышник чешет бороду,

Ходит Спасе, Спас‑угодниче

Со опущенной головушкой.

Отворялась Божья гридница

Косятым окном по нудышу,

Выходила Троеручица

На крылечко с горней стражею.

И шумнула мать пелеганцу:

«Ой ты, сыне мой возлюбленный,

Помути ты силу вражию,

Соблюди Урусь кондовую».

Не убластилося Батыю,

Не во сне ему почуялось,

Наяву ему предвиделось –

Дикомыти рвут татаровье.

Повернул коня поганище

На застепное пристанище,

За пожнёвые утырины,

На укрепы ли козельские.

Ой, бахвалятся провытники

Без уёму, без попречины.

За кого же тебя пропили,

Половецкая любовница?

6

У Палаги‑шинкачерихи

На меду вино развожено.