Плачет девочка и стынет на ветру осенних гроз,

И ручонкою иззябшей вытирает капли слез.

Со слезами она просит хлеба черствого кусок,

От обиды и волненья замирает голосок.

Но в хоромах этот голос заглушает шум утех,

И стоит малютка, плачет под веселый, резвый смех.

1915

ГРЕЦИЯ

Могучий Ахиллес громил твердыни Трои.

Блистательный Патрокл сраженный умирал.

А Гектор меч о траву вытирал

И сыпал на врага цветущие левкои.

Над прахом горестно слетались с плачем сои,

И лунный серп сеть туник прорывал.

Усталый Ахиллес на землю припадал,

Он нес убитого в родимые покои.

Ах, Греция! мечта души моей!

Ты сказка нежная, но я к тебе нежней,

Нежней, чем к Гектору, герою, Андромаха.

Возьми свой меч. Будь Сербии сестрою.

Напомни миру сгибнувшую Трою,

И для вандалов пусть чернеют меч и плаха.

1915

ПОЛЬША

Над Польшей облако кровавое повисло,

И капли красные сжигают города.

Но светит в зареве былых веков звезда.

Под розовой волной, вздымаясь, плачет Висла.

В кольце времен с одним оттенком смысла

К весам войны подходят все года.

И победителю за стяг его труда

Сам враг кладет цветы на чашки коромысла.

О Польша, светлый сон в сырой тюрьме Костюшки,

Невольница в осколках ореола.

Я вижу: твой Мицкевич заряжает пушки.

Ты мощною рукой сеть плена распорола.

Пускай горят родных краев опушки,

Но слышен звон побед к молебствию костела.

1915

СТАРУХИ

Под окном балякают старухи.

Вязлый хрип их крошит тишину.

С чурбака, как скатный бисер, мухи

Улетают к лесу‑шушуну.

Смотрят бабки в черные дубровы,

Где сверкают гашники зарниц,

Подтыкают пестрые поневы

И таращат веки без ресниц.

«Быть дождю, – решают в пересуде, –

Небо в куреве, как хмаровая близь.

Ведь недаром нонче на посуде

Появилась квасливая слизь,

Не зазря прокисло по махоткам

В погребах парное молоко

И не так гагачится молодкам,

Видно, дыхать бедным нелегко».

Говорят старухи о пророке,

Что на небе гонит лошадей,

А кругом в дымнистой заволоке

Веет сырью звонистых дождей.

1915

* * *

У крыльца в худой логушке деготь.

Струи черные расхлябились, как змейки.

Ходят куры черных змей потрогать

И в навозе чистят клюв свой клейкий.

В колымаге колкая засорень,

Без колес, как лапы, смотрят оси.

Старый дед прямит на втулке шкворень,

Словно косу долбит на покосе.

У погребки с маткой поросята,

Рядом с замесью тухлявая лоханка.

Под крылом на быльнице измятой

Ловит вшей расхохленная канка.

Под горой на пойло скачет стадо.

Плачут овцы с хлебистою жовкой.

Голосят пастушки над оградой:

«Гыть кыря!» – и щелкают веревкой.

1915

ГОРОД

Храня завет родных поверий –

Питать к греху стыдливый страх,

Бродил я в каменной пещере,

Как искушаемый монах.

Как муравьи кишели люди

Из щелей выдолбленных глыб,

И, схилясь, двигались их груди,

Что чешуя скорузлых рыб.

В моей душе так было гулко

В пеленках камня и кремней.

На каждой ленте переулка

Стонал коровий рев теней.

Дризжали дроги, словно стекла,

В лицо кнутом грозила даль,

А небо хмурилось и блекло,

Как бабья сношенная шаль.