Пока мы баловались, билетер посмотрела на нас так, как смотрят на змею, поедающую крысу, или двух совокупляющихся жуков.

– Не вылезай из штанов, Берта, – сказала Гэри. – Мы уже уходим.

Я скалился как дурак и все-таки чувствовал себя неловко. Гэри и Джейк Реншоу не терпели наездов ни от мужчин, ни от женщин. Они могли с равным удовольствием облить грязью кого угодно: невежу, ханжу, грубияна, святошу – все равно.

Когда мы подошли, Джейк Реншоу ждал, обнимая за талию Нэнси Фейрмонт. В другой руке он держал бумажный стаканчик с пивом, который протянул мне. Господи, как мне стало хорошо. Должно быть, лучшее пиво в моей жизни. Солоноватое, холодное; на стенках стаканчика капли ледяной воды, и запах – морских водорослей, океана, свежести…

Кончался август тысяча девятьсот девяносто четвертого, нам всем уже исполнилось по девятнадцать, а Нэнси – восемнадцать. При взгляде на Нэнси вряд ли кому приходило в голову, что она встречается с Джейком Реншоу, который со своей модной плоской стрижкой и татухами выглядел как «проблемный парень» – и порой им и являлся. С тем же успехом можно было представить такого младенца, как я, рядом с Гэри. Гэри и Джейк, близнецы, ростом верных сто восемьдесят, а значит – оба на пяток сантиметров меня выше. Я страшно смущался всякий раз, когда приходилось приподниматься на цыпочки, чтобы поцеловать Гэри. Близнецы, светловолосые, крепкие, поджарые, ловкие, росли на воле: они носились на великах по бездорожью и часто становились головной болью учителей. У Джейка был привод к судье; по его утверждению, Гэри не имела такового исключительно потому, что не попадалась.

А Нэнси носила очки с толстущими стеклами и везде ходила с книжкой, прижатой к плоской груди. Ее отец работал ветеринаром, мать – библиотекарем.

Я, Пол Вайтстоун, мечтал о татухе и судимости, взамен же владел письмом о зачислении в Гарвард и тетрадкой, исписанной одноактными пьесами.

Мы с близнецами приехали в Кейп-Магги на двенадцатилетнем «Шевроле Корвет» Джейка: хищном, как крылатая ракета, и почти таком же быстром. Машина была двухместной, и, разумеется, никто не позволил бы нам раскатывать так, как мы явились сегодня: Гэри у меня на коленях, Джейк за рулем, упаковка пива втиснута за механическую коробку передач (правда, пиво мы приговорили очень скоро). Мы приехали сюда из Льюистона забрать Нэнси, которая все лето подрабатывала на пирсе, продавая жареные пончики. После окончания ее смены мы планировали вчетвером отправиться за девять миль, в летний домик моих родителей на водоеме Магги-Понд. Мои родители проводили август дома, в Льюистоне, и домик оказался в нашем распоряжении.

Возможно, я чувствовал вину из-за ругани с билетершей на батуте, но Нэнси успокоила мою совесть. Она поправила очки и сказала:

– Миссис Гиш по субботам выходит с пикетами против «Общества планирования семьи», и у нее на плакатах фейковые фотки мертвых младенцев. Что очень смешно – ведь ее муж владеет половиной киосков на пирсе, и нашим в том числе, и перелапал уже почти всех девчонок, которые на него работают.

– Что, в самом деле? – спросил Джейк.

Спросил с ухмылкой, но в его голосе появилась та самая холодная тягучесть, которая, как я знал по опыту, предостерегала о вступлении на опасную территорию.

– Не бери в голову, Джейк, – бросила Нэнси и чмокнула его в щеку. – Он лапает только школьниц. Я для него слишком стара.

– Покажи мне этого типа как-нибудь при случае, – проговорил Джейк и оглядел пирс, словно собирается заняться поиском прямо сейчас.

Нэнси ухватила его за подбородок и повернула к себе.

– То есть я должна испоганить наше свидание ради того, чтобы копы тебя арестовали и напинали?

Он засмеялся, однако Нэнси внезапно разгневалась.