Кто знает этого альбиноса.
Кажется, он заметил, что я на него пялюсь. Парень поднял руку и поправил капюшон так, чтобы мне не было видно его лица.
Столько таинственности, а под этими плащами простые бессмертные, как и мы с Олеаном, которым просто не повезло. Под покровом тёмных мантий всего лишь такие же загнанные в угол пешки, как и все мы, но которым досталось намного больше. И нет, не сказать, что служащие Совам были рабами – это просто был общепринятый закон с тех пор, как вообще начались аномалии с солнцем, людьми и нашей расой вместе с миром в целом. Те, кто умирает более семи раз, должны отслужить и познать тайны смерти, раз так сильно к ней уже приобщились. Познать их и хранить, не совершая впредь таких же глупых ошибок, как легкомысленное пользование собственным бессмертием.
Семь раз – предположительно максимальное количество смертей, после которого человек начинает терять рассудок.
Парень с белой «гривой», как я зачастил называть волосы – дурацкая привычка от Дрю, который любил лошадей, – приподнял голову, когда зычный голос учителя разнёсся по просторному стадиону. От неба исходили еле заметные волны, отражающие звук от стен барьера, и все резко затихли; лишь некоторые ученики перешёптывались, но вскоре и те замолчали. Всё же приобщение к смерти мало-мальски да дисциплинирует. Я тоже перевёл взгляд на преподавателя, поправляя перчатки на пальцах.
– Началось второе полугодие, дамы и господа, – кто-то засмеялся от такого обращения. Дамы? Господа? Мы были максимум сиротами в приюте. – И это означает для вас начало новых занятий. Вы также будете обучаться стандартным предметам, но теперь для вас откроется и вторая сторона нашего с вами мира. А именно – мира смерти. Того, которым вы так упиваетесь. Как медленно сходите с ума, убегая туда, будто бы погружаясь в царство гибели вместо наркотического опьянения.
Если до этого по стадиону и проходило рябью какое-то тихое перешёптывание и топот ног о холодную землю, на последних словах все окончательно стихли. Кто-то усмехнулся, послав учителя к чёрту. Он проигнорировал.
– Думаете, мы, преподаватели, не в курсе, чем вы занимаетесь? Устраиваете шутливые гонки и соревнования, кто кого прикончит и каким способом. Знаете, многие из нас вовсе никакие не учителя и вынуждены находиться здесь исключительно из-за своих способностей. Так вот, я из таких людей, – он выдержал недолгую паузу, обводя взглядом собравшихся. – И вы здесь тоже не по собственной воле. Верно. Однако то, что вы творите, разрушает вас. И это хуже смерти. Все учителя и не-учителя в курсе, что за игры вы устраиваете. В курсе, что вы хотите сбежать. Только вот некоторые не хотят верить, ибо им страшно, а некоторые просто ждут, когда наконец смогут кого-нибудь из вас, оболтусов, прикончить сами, – он сухо улыбнулся. – Всё равно вам с этого ничего не будет. Если, конечно, эта смерть не будет для вас седьмой.
Учитель красноречиво посмотрел на своих помощников – избитого парня-альбиноса и парня покрупнее: всё-таки ящики были не такими лёгкими. Лица обоих сейчас были закрыты плащами. Альбинос, кажется, прищёлкнул языком. Я представил, как он закатил глаза.
Олеан рядом со мной тоже внимательно слушал, сжимая и разжимая кулаки. Холодно, должно быть.
Ученики снова зашептались, обсуждая прислужников Сов и явно не очень дружелюбный характер преподавателя. Когда он снова заговорил, кто-то выкрикнул проклятия, но громкий голос мужчины с плохо выбритым лицом, рыжими с лёгкой проседью всклокоченными волосами и устрашающим уверенным взглядом заглушил ругательства.
– Так что, невзирая на ваше сумасшествие, я научу вас сражаться. По настоящему, а не вашими хитроумными способами, подлянками, засадами и угрозами. Хотя, впрочем, на войне все средства хороши.
Он махнул рукой на принесённые служащими Совам чёрные ящики. |