Карета, высоко подпрыгнув, загромыхала по каменной городской мостовой. Пушистик недовольно заворчал, тоже испытывая неудобство, хотел встать, но я успокоила его, погладила и предложила еще чуть-чуть потерпеть. Сегодня для пса выделили старую попону, чтобы не мерз. В свою очередь, я грела руки и ноги, зарываясь в теплый собачий мех.

Загремели ворота старого форта. Пока мы въезжали в него, в карете было хоть глаз выколи, но несколько мгновений спустя вновь стало светло от костров, разведенных во внутреннем дворе, и осветительных факелов на стенах. Деловито сновали мужчины; я отметила нескольких женщин, хлопотавших по хозяйству. Внимание всех жителей форта тут же устремлялось к нам. Неужели гости здесь настолько редки? Или местные стражи знают о том, кто в карете? Знать бы еще самой, зачем меня привезли сюда…

Карета остановилась у отдельно стоящего двухэтажного здания более поздней, чем стены и сторожевая башня, постройки. Дверь распахнул один из сопровождающих, объявил: «Прибыли, ваше высочество», – и протянул мне руку.

Откинув меховую полсть, в которую куталась в дороге, я вылезла из опостылевшего за почти четыре дня пути роскошного салона и сразу плотнее запахнула шубку.

Пламя костров трепал ледяной ветер. Ночь еще не наступила, но сумерки в этом каменном мешке казались более мрачными, плотными и зловещими. У массивной двери двухэтажного дома, больше напоминающего городской особняк, нежели казарму, стояли трое мужчин. Судя по дорогой одежде и ярким «солнышкам» на груди, облеченные властью маги. Один, высокий брюнет лет сорока с темными, коротко стриженными волосами, слегка наклонив голову, выслушал доклад Мариуса, дружески похлопал его по плечу и отпустил. Затем обратил внимание на нас с Пушистиком. Коротко кивнул, уже привычно не проявив должного уважения к моему титулу и полу, и холодно произнес:

– Приветствую вас, принцесса Оливия. Его величество ждет вас с самого утра.

Будто по моей вине мы опоздали к определенному времени.

– Добрый вечер, уважаемый лар. Мне позволят привести себя в порядок перед аудиенцией у его величества? – спокойно, но с нажимом спросила я у этого не пожелавшего представиться мужчины, по-видимому, коменданта.

Забеспокоившегося пса я крепко держала за ошейник – молодой же, может учудить что-нибудь. А как к нему отнесутся те, кто ненавидит меня, лучше не проверять.

– Если только по самым неотложным… делам, – едва заметно ухмыльнувшись, надменно смилостивился комендант явно аристократического происхождения.

– Благодарю вас за любезность, лар, – ледяным тоном ответила я.

Глаза высокомерного брюнета вспыхнули недовольством, но он промолчал, жестом предложив следовать за ним.

Комнату мне выделили на втором этаже. Пока мы поднимались туда по лестницам и коридорам, освещенным масляными лампами, я растеряла огромную долю уверенности и апломба – устала с дороги, замерзла и проголодалась. А голод переношу плохо.

Первый год после отчуждения обществом приходилось тяжко. Оставшись в одиночестве и будучи избалованной принцессой, я ума не могла приложить, чем можно заработать на жизнь. Да еще и обворованная, измученная… Это голодное, суровое время мне крепко запомнилось.

Пройдя в аскетичную, кельеподобную комнатушку, я повернулась вполоборота и не попросила, а приказала:

– В число неотложных нужд входит и легкий горячий ужин. Мне и моему питомцу!

«Гостеприимный хозяин» смерил меня мрачным взглядом, но возражать не стал – закрыл дверь в комнату, как отрезал.

Вернувшись из отхожего места, я увидела два своих кофра. Умылась ледяной водой, затем, дрожа от холода и нервного напряжения, переоделась в теплое шерстяное платье, самое нарядное из тех, что у меня остались от прежней жизни.