|
Польша привыкла считать его своей собственностью, имела в Данциге свои военные базы, но ведь город-то оставался немецким. Пока Польша не задействовала на своем побережье порт Гдыню, немцев из Данцига такое положение устраивало, поскольку они переваливали весь морской экспорт и импорт Польши (2/3 от всего объема внешней торговли). Но с 1928 г. Польша начала направлять свой экспорт в Гдыню, экономическое положение Данцига резко ухудшилось. Лига наций заставила Польшу выделить Данцигу квоту в грузообороте, но уже сам факт того, что Польша в любой момент могла удушить Данциг экономически, поставил вопрос о возвращении его в Германию. Действительно, если у Польши уже был свой порт, зачем тогда держать Данциг в состоянии вольного города? Доводов в защиту принадлежности Данцига Польше у поляков не было, вот, скажем, Риббентроп докладывал о своем разговоре с Беком 6 января 1939 г.:
"В ответ на это я разъяснил господину Беку следующее: 1. Как фюрер уже сказал, превыше всего для германской стороны ее безусловное стремление к окончательной, широкой и продиктованной великодушием консолидации взаимных отношений. 2. В связи с этим имеют значение три проблемы: а) Непосредственно германо-польские отношения. Здесь мне представляется следующее решение: Возвращение Данцига Германии с обеспечением всех экономических интересов Польши в этом районе, причем с наибольшей щедростью. Связь Германии с ее провинцией — Восточной Пруссией через экстерриториальную автостраду и железную дорогу. За это в качестве компенсации со стороны Германии — гарантия коридора и всей польской собственности, то есть окончательное и прочное признание взаимных границ". 26 января Риббентроп снова убеждает: "Г-н Бек, сказал я, должен понять, что пожелания немецкой стороны чрезвычайно умеренны, поскольку отторжение ценнейших частей германской территории и передача их Польше, осуществленные по Версальскому договору, и по сей день воспринимаются каждым немцем как огромная несправедливость, которая была возможна лишь во времена крайнего бессилия Германии. Если опросить 100 англичан или французов, то 99 из них без всякого согласились бы с тем, что возвращение Данцига, а также, как минимум, коридора является само собой разумеющимся требованием немецкой стороны. На г. Бека мои доводы произвели впечатление, однако он снова сослался на то, что следует ожидать самого сильного политического сопротивления внутри страны, вследствие чего он не может оптимистически расценивать это дело; все же, сказал Бек, в дальнейшем он намерен серьезно обдумать наше предложение. Я условился с г. Беком, что, если Лига наций прекратит выполнение своих функций в отношении Данцига прежде, чем между Германией и Польшей будет заключен договор, включающий и Данциг, мы установим с ним контакт, чтобы найти решение, позволяющее выйти из этой ситуации". Не мудрено, что Галифакс и Рачинский спрятали Данциг в секретный протокол — как воспринял бы мир известие, что Польша и Великобритания развязали мировую войну из-за того, что им не принадлежало, — из-за Данцига — из-за того, что фактически присвоила себе Польша, проигнорировав Лигу наций? Пойдем далее. Оставим Великобритании Голландию и Бельгию и рассмотрим попавшую в протокол Литву. Литве, конечно, как я уже писал, любить Германию было не за что. Но поляков Литва просто ненавидела — в связи с тем, что поляки в 1920 г. нагло, вопреки требованию Антанты, отобрали у Литвы ее столицу Вильнюс (тогда Вильно). Такой вот маленький штрих к польско-литовским отношениям. Маршал Пилсудский любил свою мать и перед своей смертью завещал перенести ее тело с литовской территории в тогда польский Вильно (сердце Пилсудского похоронено в могиле матери, а тело — в Кракове). Поскольку дипломатических отношений между Польшей и Литвой с 1920 г. не было, поляки запросили Литву через своего посла в Риге. |
