|
Но резервы-то вдоль дорог размещают, а не в заднице. Дорог там нет, как он пополнение в бой пошлет? Народ говорит – новобранцы винтовки в глаза не видели. Ладно, винтовки пока нет, палку им дай, пусть учатся. Так даже на это ума не хватает. Если командующему плевать, так и остальным дела нет. А пока до боя дело дойдет, все разбегутся. Со всей России вагоны с зерном идут, железная дорога круглые сутки работает, а куда потом все девается? Ладно, по своей губернии я проезд обеспечу, а дальше? В Минске заторы, составы в четыре ряда стоят, вагоны не разгружаются. А если от Минска, там все дороги разрушены, никто восстанавливать не пытается. Армейские интенданты где? Свозим зерно на склады, а там его крысы жрут. Крысы жрут, а бойцам есть нечего. Скоро мародерство начнется, как пить дать. А с мародерами уже другая война пойдет. Скажи, я неправ?
– Прав, – согласился я. – И наши мужики ополчатся, а если в Польшу зайдем, так и польские. – Володя, ты в армии кем был? Прапором? Ну, я от тебя недалеко ушел, подпоручик. Не нужно быть великим стратегом, чтобы понимать – так воевать нельзя, когда тылы отстают, дивизии растянуты, дыры. Хорошо, если поляки не знают, а как узнают? Я уже, на всякий случай, оружие начал запасать, боеприпасы. Шуганут Тухачевского, кто Смоленск станет защищать? Отряд чека, милиция, да местная власть. Есть, армейские части, но как наступление начнется, их в бой пошлют, а они где-нибудь и застрянут. – Ежели что, я тебе свой бронепоезд оставлю, – пообещал я, прекрасно зная, что поляки до Смоленска не дойдут. Хотя, кто его знает? Я уже понял, что создаю иную историческую реальность, а в ней может быть все. И не только взятие Варшавы доблестными частями Красной Армии, но и драпанье оной армии в обратном направлении, до самой Москвы, с оставлением Польше территорий, полученных ею после Смуты. Нет уж, граждане ляхи, хрен вам, а не Смоленск. И тут зазвонил телефон. Игорь Васильевич привычным движением взял трубку, нахмурился и передал ее мне. – Это тебя. Артузов. – Слушаю вас, Артур Христианович. – Владимир, бросай все, срочно на станцию. Я распорядился – паровоз уже под парами стоит. Голос Артура слегка дрожал. Явно случилось что-то глобальное. Может, поляки начали контратаку, фронт дрогнул, а наша армия уже бежит? – Что стряслось? – поинтересовался я, но Артузову было не до разговоров. – Некогда. На месте все объясню. Давненько я так не бегал. Но все равно, ушло минут десять, пока я не добежал до железнодорожного вокзала. Наш бронепоезд стоял уже не на запасном пути, а на основном, а паровоз уже и на самом деле фыркал, и пускал струи пара. Около штабного вагона нервно расхаживал Артузов. Увидев меня, главный контрразведчик замахал руками. – Давай быстрее, тебя ждем. Я заскочил в вагон, Артур следом. Слегка переведя дух, спросил: – И что стряслось? – Телеграмма от Дзержинского. В Минске убит начальник отдела штаба товарищ Фуркевич. Срочно выезжаем, принимаем меры по установлению обстоятельств гибели и ждем самого Феликса. – Вот ведь, твою мать, – выругался я, отметив, что Артузов впервые назвал Дзержинского просто по имени. Видимо, точно волнуется. – Теперь ещеубийцу искать. – Искать никого не нужно. Это Тухачевский. Ну, мать же твою! Нет бы, наоборот.
Глава 17. Все усложняется
Мы так резко «стартанули», что я, понятное дело, не только не успел прихватить в Минск грузовик, но и пересчитать свой личный состав. Может, кого-то забыли? – Автомобиль в штабе фронта возьмем, или в особом отделе, – успокоил меня Артур. |
