Но не отшельника святого,

Он гостя узнает иного:

Свирепый Орлик перед ним.

И, отвращением томим,

Страдалец горько вопрошает:

«Ты здесь, жестокой человек?

Зачем последний мой ночлег

Еще Мазепа возмущает?»

Орлик

Допрос не кончен: отвечай.

Кочубей

Я отвечал уже: ступай,

Оставь меня.

Орлик

Еще признанья

Пан гетман требует.

Кочубей

Но в чем?

Давно сознался я во всем,

Что вы хотели. Показанья

Мои все ложны. Я лукав,

Я строю козни. Гетман прав.

Чего вам более?

Орлик

Мы знаем,

Что ты несчетно был богат;

Мы знаем: не единый клад

Тобой в Диканьке 23 укрываем.

Свершиться казнь твоя должна;

Твое имение сполна

В казну поступит войсковую —

Таков закон. Я указую

Тебе последний долг: открой,

Где клады, скрытые тобой?

Кочубей

Так, не ошиблись вы: три клада

В сей жизни были мне отрада.

И первый клад мой честь была,

Клад этот пытка отняла;

Другой был клад невозвратимый

Честь дочери моей любимой.

Я день и ночь над ним дрожал:

Мазепа этот клад украл.

Но сохранил я клад последний,

Мой третий клад: святую месть.

Ее готовлюсь богу снесть.

Допрос Орликом Кочубея. Иллюстрация к поэме А. С. Пушкина «Полтава» на литографии В. Васильева, 1888 г.

ДОПРОС ОРЛИКОМ КОЧУБЕЯ

Орлик

Старик, оставь пустые бредни:

Сегодня покидая свет,

Питайся мыслию суровой.

Шутить не время. Дай ответ,

Когда не хочешь пытки новой:

Где спрятал деньги?

Кочубей

Злой холоп!

Окончишь ли допрос нелепый?

Повремени: дай лечь мне в гроб,

Тогда ступай себе с Мазепой

Мое наследие считать

Окровавленными перстами,

Мои подвалы разрывать,

Рубить и жечь сады с домами.

С собой возьмите дочь мою;

Она сама вам всё расскажет,

Сама все клады вам укажет;

Но ради господа молю,

Теперь оставь меня в покое.

Орлик

Где спрятал деньги? укажи.

Не хочешь? — Деньги где? скажи,

Иль выйдет следствие плохое.

Подумай: место нам назначь.

Молчишь? — Ну, в пытку. Гей, палач! 24

Палач вошел...

О ночь мучений!

Но где же гетман? где злодей?

Куда бежал от угрызений

Змеиной совести своей?

В светлице девы усыпленной,

Еще незнанием блаженной,

Близь ложа крестницы младой

Сидит с поникшею главой

Мазепа тихий и угрюмый.

В его душе проходят думы,

Одна другой мрачней, мрачней.

«Умрет безумный Кочубей;

Спасти нельзя его. Чем ближе

Цель гетмана, тем тверже он

Быть должен властью облечен,

Тем перед ним склоняться ниже

Должна вражда. Спасенья нет:

Доносчик и его клеврет

Умрут». Но брося взор на ложе,

Мазепа думает: «О боже!

Что будет с ней, когда она

Услышит слово роковое?

Досель она еще в покое —

Но тайна быть сохранена

Не может долее. Секира,

Упав поутру, загремит

По всей Украйне. Голос мира

Вокруг нее заговорит!..

Ах, вижу я: кому судьбою

Волненья жизни суждены,

Тот стой один перед грозою,

Не призывай к себе жены.

В одну телегу впрячь неможно

Коня и трепетную лань.

Забылся я неосторожно:

Теперь плачу безумства дань...

Всё, что цены себе не знает,

Всё, всё, чем жизнь мила бывает,

Бедняжка принесла мне в дар,

Мне, старцу мрачному, —и что же?

Какой готовлю ей удар!»

И он глядит: на тихом ложе

Как сладок юности покой!

Как сон ее лелеет нежно!

Уста раскрылись; безмятежно

Дыханье груди молодой;

А завтра, завтра.