Изменить размер шрифта - +
Как, впрочем, и слова «обустроить», которое придумал Солженицын.

На этот раз Половинкин внимательно посмотрел на Барского. В его глазах мелькнуло какое-то неприятное для Барского сомнение. Эти глаза словно говорили: «А стоит ли вообще всерьез разговаривать с этим человеком?»

– Вы думаете, Россия так безнадежна?

Теперь настал черед Барского быть внимательным к словам своего юного собеседника.

– О! Хороший вопрос! Не знаю, безнадежна ли Россия, но вы, мой друг, во всяком случае, не безнадежны, раз спросили это.

– У вас нет ответа на мой вопрос? – упрямо спросил Джон.

– Пожалуй, нет… В Россию можно только верить.

– А вы в нее верите?

Барский театрально округлил глаза:

– Ого! Неужели эта книжка так на вас повлияла? Вы задаете один точный вопрос за другим! И снова мне нечего вам ответить. Вернее, я должен подумать. Как насчет водки? Не желаете изменить своим принципам?

Джон подумал и резко помотал головой, так что шляпа на его голове не успевала за ее движениями.

– Как вы думаете, – спросил он, – для чего эта мать дворецкого? Мне показалось, что она не играет в сюжете никакой роли.

– Для вящей убедительности, – ответил Барский. – В этой книжке самое замечательное то, что полностью придуманный сюжет наполняется живыми деталями. От письма пахнет гречневой кашей. Это изумительно! Сразу понятно, что письмо от мещанки или купчихи. Князь ее соблазнил, а возможно, и обрюхатил…

– ???

– Она от него забеременела. И этот уголь в камине… Можно догадаться, что действие происходит в южной части средней полосы России. Где-то за Тулой или под Орлом, где мало лесов.

– И эта Оленька! – возбужденно подхватил Джон.

– Тут вы не правы. Таких Оленек, дочек лесничих, в нашей литературе конца века было пруд пруди. Чехов спародировал этот тип в «Драме на охоте».

– Я не читал «Драму на охоте», – сказал Половинкин.

– Вот как! Что же вы читали? И откуда так хорошо знаете русский язык? Не похоже, чтобы вы воспитывались в России…

На лице Половинкина вновь вспыхнуло сердитое выражение, как в то время, когда Барский спросил его о родителях.

– Молчу, молчу! – поторопился успокоить его Барский. – Я все время забываю, что каждый человек имеет право на свое privacy. Ах, вы летите в безумную страну, Джон! В ней всё так засекречено, но ничто не является тайной. Взять хотя бы этот детектив. В нем куча мистики, а вывод банален. Читайте, читайте, не буду вам мешать!

Павел Иванович Ознобишин, лесничий М-ского уезда, нескладный, долговязый, с испитым страдающим лицом, стоял на террасе и сердито допрашивал княжеского кучера. Парень отвечал охотно, но бестолково. Ознобишин нервничал, временами срываясь на визгливый крик.

 

В гостиной князя ждали следователь Федор Терентьевич Курослепов, толстый, одышливый, с бабьим лицом и постоянно потеющими залысинами, которые он протирал огромным платком, и капитан-исправник Илья Степанович Бубенцов, молодой, самолюбивый и словоохотливый полицейский.

Курослепов сидел на старом продавленном стуле, осторожно щупая его и проверяя на прочность. Бубенцов ходил взад-вперед по гостиной, бросая сердитые взгляды на живописное собрание на стене. Некоторые полотна сняли недавно, и от них на обоях еще оставались светлые квадраты, отчего галерея напоминала щербатый рот. Исправник остановился перед большой картиной с изображенными на ней мужчинами, застывшими в изломанных позах, в черных фраках и высоких цилиндрах. Но его внимание привлек не сюжет, а осколки бутылочного стекла на нижней части рамы.

Быстрый переход