— Ты призрак. Почему просишь не за себя, а за этого человека?

Красные глаза духа сузились. — Не искушай меня!

Чашка опустила взор на мечи в руках. Воткнула один в землю, провела ладонью по сверкающей синей кромке второго. И отняла руку, рассматривая результат. Длинная кровавая полоска, глубокий, идеально ровный разрез. — О, какой острый.

— Сюда. Переверни его на спину. Клади пораненную ладонь ему на грудь.

Чашка сделала шаг.

Левая рука была сломана. Резкая боль взорвалась в черепе вихрем белых искр. Железный Клин пробирался между завывающими Серегалами; наполовину ослепнув, он отражал удары чисто инстинктивно, раза за разом поднимая затупившийся меч — ему был нужен миг передышки, несколько ударов сердца, чтобы опомниться, заглушить боль…

Но времени не было. Он пропустил второй удар: странное лезвие, деревянное, однако острое как стекло, прорезало мышцы левого бедра. Нога онемела. Он присел, через пелену пота увидел нависающего прямо над ним одноглазого Серегала. Тот уже радостно оскалил зубы.

И тут толстый сук ударил бога в висок. Сила удара заставила голову сместиться к левому плечу. Улыбка застыла, Тоблакай зашатался. Его настиг второй удар, на этот раз в затылок. Сук разломился на несколько частей. Бог согнулся…

… но колено противника успело врезаться ему в пах; затем кулаки замолотили по спине, заставив согнуться еще сильнее. Снова появилось колено, на этот раз ударив бога в лицо.

Железный Клин сумел заметить, что улыбка исчезла полностью.

Чтящий перекатился на бок, и через миг Тартенал грохнулся на то место, на котором он только что лежал. Клин все катился и катился, пока не сумел привстать и развернуться. Преодолев ломоту в бедре, как и подобает носителю железного имени, он поднялся на ноги. Обернулся к Серегалам.

Похоже, теперь с ними сражался муж их же расы. Смертный Тартенал схватил одного из богов со спины, заломив и сильно сжав руки. Остальные трое отступили, словно в потрясении; Чтящему показалось, что сцена внезапно застыла.

Два, три удара сердца.

Туман ушел из его глаз. Сила притекала в утомленные мышцы. Боль стихала.

Смертный Тартенал был на краю гибели — трое богов пришли в себя и рванулись к нему.

Железный Клин поспешил перехватить их.

Шансы стали гораздо лучше.

Две бесформенные кучи посреди улицы. Вокруг Эдур, они пинают их, ломают кости. Один подпрыгнул, из — под его ноги брызнули мозги.

Багг замедлил шаг. Лицо его исказилось горем, а затем гневом.

Он заревел.

Эдур повернули головы.

Слуга высвободил то, что столь долго оставалось глубоко сокрытым и усмиренным.

Четырнадцать Тисте Эдур потянули руки к ушам, чтобы спастись от рева — но это движение не было закончено: тринадцать из них взорвались словно от высокого давления внутри тел. Плоть жутко раздулась, завибрировала, черепа вдавились внутрь себя…

… только чтобы миг спустя разлететься дождем кровавых ошметков, запачкав стены складов и камни мостовой.

Последний Эдур, тот, что только что раздавил голову старика, был поднят в воздух. Он извивался, глаза страшно выпучились, по ногам текла моча.

Багг сделал еще один шаг.

И поглядел в лицо Зерадасу Буну из племени Хирот. Посмотрел на выпученные щеки, на выраженную во взоре смертную муку.

Дрожа, Багг произнес: — Тебя… я пошлю тебя домой… не к тебе домой. Ко мне. — Движение руки, и Эдур исчез.

В садок Багга, далеко, вниз, вниз, еще вниз.

В бездонную пучину, где портал снова открылся, выплюнув Зерадаса Буна в ледяную, черную воду.

И его приняло давление, неотвратимое и неизмеримое.

Гибель.

Дрожь Багга стихала. Он знал, что этот рев был услышан.