Посмотрев через луг на бывший дом Руатайна, она представила, как он несет на могучих плечах сына. Руатайн всегда казался воплощением жизни и силы. Ворна закрыла глаза.
Бесполезно сожалеть о прошлом, это пустая трата времени и сил. Но чем старше становишься, тем труднее избежать тоски. Нужно просто потерпеть, и все пройдет.
Разомлевшей на солнце Ворне представилось, как ее собственный муж Бануин, маленький торговец из города под названием Камень, уезжает на последнюю прогулку вместе с юным Коннаваром, Вот Бануин обернулся, помахал ей и послал воздушный поцелуй. От таких воспоминаний у Верны до сих пор сосало под ложечкой и комок подкатывал к горлу. Бануин не дожил до рождения собственного сына.
А теперь уехал и Бануин-младший. На вершине горы он тоже обернулся и помахал матери. И Ворна снова осталась одна. Как и много лет назад, до того, как Коннавар сразился с медведем, до того, как она танцевала с Бануином в праздничную ночь. До того, как потеряла магическую силу.
До того, как магическая сила внезапно вернулась к ней.
Ворна встала, прошла к Первому ручью и остановилась, наслаждаясь красотой светло-пурпурной наперстянки, растущей на берегах. Настроение хорошее, почти лирическое. Казалось, к ней слетелись все призраки прошлого — могучий Руатайн, дочь земли Эриата, немощный Риамфада и измученная Ариан.
— Надеюсь, теперь ты обрела покой, девочка, — прошептала Ворна.
Мысли Ворны от Ариан обратились к ее сыну, Бэйну. Какое ужасное имя для ребенка! На древнем наречии оно обозначало «проклятие». Слабая, измученная горем Ариан хотела, чтобы все риганты узнали, как она страдает.
Несмотря на ужасное имя, мальчик вырос, имея единственный недостаток — неспособность к грамоте.
По указу короля все дети ригантов должны были учиться читать и писать, а Бэйну по непонятной причине, несмотря на сообразительность и природный ум, грамота никак не давалась. Брат Солтайс, жрец, учивший в Трех Ручьях детей, послал Бэйна к Ворне, чтобы тот учился с Бануином, который без труда справлялся с уроками, но даже с неустанной помощью Бануина Бэйну было нелегко.
Однако у Бэйна было много других достоинств, и некоторые из них приводили Ворну в полный восторг. Она улыбнулась, вспомнив историю с барсучонком.
Ворна посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет, встала на колени и, нарисовав в воздухе круг, прошептала короткое заклинание на давно забытом древнем языке. Круг ожил, засеребрился, заблестев среди цветков наперстянки. Воздух внутри круга заклубился, словно в жару, и в знойном мареве появилось изображение. Ворна снова увидела девятилетнего мальчика и слепого барсучонка. Она смотрела, как развертываются немые сцены, и ее мысли вернулись к событиям летней ночи восемь лет назад.
Солнце уже село, когда в дверь постучали. Ворна накинула на плечи шаль и вышла на порог. На залитом лунным светом крыльце стоял Бэйн, а к его ноге жался барсучонок. Ворна заметила, что тело зверька судорожно сжимается, а черная с серебряным голова покачивается из стороны в сторону.
— Что ты сделал со зверьком? — шепотом спросила Ворна.
Я увидел его в лесу, — ответил мальчик, — он пробежал мимо меня и врезался в дерево, а потом еще и споткнулся о кроличью нору. У него что-то с глазами, Ворна.
— Как ты привел его сюда?
— Понадобилось много времени. Смотри! — Он отошел от барсучонка, присел на колени и зацокал языком. Барсучонок завертел головой и пошел на звук. Когда он дошел до Бэйна, тот наклонился и погладил зверька. — Вот так мы и двигались. Он шел за мной, но то и дело шарахался в сторону. Мы потратили на путь несколько часов. Ты можешь его вылечить?
— Слепота не лечится травами, Бэйн, — вздохнула Ворна.
— Но ведь ты можешь ему помочь?
— С чего ты взял, что могу? — спросила она осторожно. |