Многие упоминали о его любви к птицам, порой превращавшейся в навязчивую идею.
Что касается его семьи, то и здесь я обнаружил кое‑что интересное. Макс Бём познакомился со своей будущей женой, Ирен, в 1962 году, когда ему было двадцать восемь лет. Вскоре он женился на ней. По прошествии нескольких месяцев от этого союза родился мальчик, Филипп. Инженер всегда проявлял глубочайшую привязанность к своей семье, повсюду следовавшей за ним и вынужденной приноравливаться к новым климатическим условиям и различным культурам. Впрочем, в начале 70‑х Ирен неоднократно появлялась в Швейцарии. Она бывала там довольно часто, а в Африку ездила все реже и реже, однако регулярно писала мужу и сыну. В 1976 году она окончательно вернулась в Монтрё. Год спустя она скончалась от обширной раковой опухоли; примерно в то же время исчез из поля зрения Макс Бём. Тогда же теряется и след их сына, Филиппа, которому тогда исполнилось пятнадцать лет. С тех пор о нем не поступало никаких сведений. Филипп Бём не появился, даже когда умер его отец. Может, его тоже нет в живых? Или он живет за границей? Полная неопределенность.
О деньгах Макса Бёма мне не удалось узнать ничего нового. Анализ его личных счетов и счетов его ассоциации показал, что инженер обладал состоянием в восемьсот тысяч швейцарских франков. Следов номерного счета не обнаружено (хотя я лично убежден, что он есть). Когда и каким образом Бёму удалось раздобыть такое количество денег? Во время своих странствий он, должно быть, не раз и не два принимал участие во всяких «темных» делах. Такая возможность у него наверняка имелась. Я склоняюсь к тому, что это могло быть как‑то связано с Бокассой – золото, алмазы, слоновая кость… Сейчас я жду обзора документов по двум судебным процессам над диктатором. Может, где‑нибудь всплывет имя Макса Бёма.
Самой большой загадкой на сегодня остается сделанная ему пересадка сердца. Доктор Катрин Варель пообещала мне навести справки в больницах и клиниках Швейцарии. Но ей ничего не удалось найти. Во Франции и в других европейских странах тоже ничего. Тогда где и когда это произошло? В Африке? Не такое уж абсурдное предположение, как может показаться на первый взгляд, ведь первую пересадку человеческого сердца осуществил Кристиан Барнард в 1967 году в Кейптауне – а это как раз в Южной Африке. В 1968 году Барнард сделал уже вторую пересадку сердца. А Бём приехал в Южную Африку в 1969 году. Там ли его оперировали? Я проверил: в архивах клиники Барнарда нет никаких упоминаний о швейцарце.
Еще одна странность: похоже, Бём был крепок как дуб. Я еще раз перерыл все его шале, пытаясь найти хоть один рецепт, результаты каких‑нибудь анализов, какую‑нибудь медицинскую карточку. Ничего. Я изучил его банковские и телефонные счета: ни одного чека, ни одного звонка, так или иначе связанного с кардиологией или с больницей. А между тем трансплантация сердца – это дело нешуточное. Пациент должен постоянно наблюдаться у врача, делать кардиограммы, биопсию, кучу анализов. Может, он проходил исследования за границей? Бём много путешествовал по Европе, и аисты служили прекрасным поводом, чтобы ездить в Бельгию, Францию, Германию и другие страны. И тут снова тупик.
На этом я и застрял. Как видите. Макса Бёма со всех сторон окружают тайны. Поверьте, Луи, дело Бёма существует. Хотя здесь, в комиссариате Монтрё, его уже закрыли. Газеты в трауре, все убиваются по «человеку, спасавшему аистов». Какая ирония судьбы! Погребение состоялось на кладбище Монтрё. Присутствовали все официальные лица, все «видные» горожане, произносившие речи и соперничавшие в пустословии.
И последнее. Бём завещал все свое состояние известной в Швейцарии гуманитарной организации «Единый мир». Возможно, этот факт даст нам новую версию. Я продолжаю расследование.
Сообщите мне, что у вас новенького.
Эрве Дюма
Инспектор не переставал меня удивлять. За какие‑нибудь несколько дней он столько всего раскопал. |