— Не поэтому ли ты крепостишку ставишь? Не нового ли их прихода боишься?

— Есть существа по-страшнее волколаков.

— Кто же?

— Татары. Разбойники. Да даже свои собственные поместные дворяне, что с ума попятили от жадности.

Евдокия зло зыркнула, но промолчала.

— Не расскажешь, что ему воевода посулил?

— Нет.

— Петр мертв. Воевода уехал. Какой смысл молчать? Я хочу знать, к чему готовится. Ты ведь понимаешь, Петра твоего подставили под удар. Кто-то воеводу настроил против него. Он ведь в сотники метил. Не так ли? Понимаешь, что произошло?

Евдокия отвернулась. Молча.

Андрей с минуту подождал. Пока не догадался присесть рядом и не обнять ее. И теща зарыдала. Тихо. Просто чуть подрагивая. Но в три ручья.

— Его сгубили. Свои же. — вкрадчиво произнес Андрей.

И Евдокия не выдержала, начав подвывать, схватилась обоими руками за лицо.

— Что они ему сказали?

— Если бы я знала, — давясь слезами ответила она. — Он ничего мне говорил.

— Совсем ничего?

— Да. Он был словно одержим. Глаза горели. А сам словно не свой.

— Ясно, — примирительно добавил Андрей. — Я по осени в Тулу собираюсь. Если хочешь — поедем вместе. Зазимуешь у брата.

— И дочь оставить?

— Так вы с ней как кошка с собакой. Зачем тебе такая боль?

— Какой бы ни была, а все — моя дочь.

— Тогда тебе с ней помириться нужно.

— Нужно… — кивнула она. — А ты про волколака верно говоришь? Или меня успокаиваешь?

— Дались они тебе!

— Чую беду я. Мне надысь мать снилась. Манила. Сказывала, что соскучилась.

— Вздор это. — уверенно произнес Андрей. — Священники говорят, что верить снам не стоит. Ежели на утро благодати нет, то это не от Бога. Это Лукавый развлекается и душу бередит.

— Может и так. А все одно — чую беду. Не хочу ее одну оставлять.

Андрей кивнул.

Он не понимал — играла Евдокия или нет. А если играла, то в чем и зачем? Но ее эмоциональное напряжение чувствовалось. Но главное, он осознал, что снова чушь сморозил.

Ситуация достаточно сложная была.

Выйдя замуж за Петра Глаза Евдокия перешла в его семью и род. Ее старые родичи остались родичами, но род она сменила.

Муж умер. И его вдова «прицепом» отъехала в род Андрея, который взял в жены ее дочь. Строго говоря это было не обязательно. Просто ее братик, ставший старшим в роду, без всякого стеснения посадил сестренку на шею этому выскочке в качестве мелкой мести. Да и ему подспорье — все лучше, чем содержать еще одного человека. Считай балласт. Хотя Евдокия могла остаться и в его роду. Ничего такого в этом не было.

Так вот.

Отказ Евдокии зимовать у брата можно было растолковать по-разному. Можно, как позор для женщины, которую по факту выгоняют. При определенном желании это и как вызов через оскорбление расценят. А можно и как позор Андрея, набравший людей и не потянувший их по финансам. Как ни крути — ничего хорошего.

Понятно, если бы у Прохорова сына все было «тепло и сухо», а Евдокия приехала бы к брату с богатыми подарками, да не в первую же зиму, а через парочку, то да. Никаких бы вопросов. Сейчас же такая поездка выглядела очень подозрительно и неприятно…

— Ты твердо решила оставаться?

— Да.

— Тогда попробуй ее наставить на путь истинный.