— А твое тело?

— Что мое тело? Говорю же — здесь все так рожают. Ничего такого в этом нет. Все бабы вокруг о том только и говорят, желая нам детишек побольше. И сожалеют, что я слишком поздно замуж вышла.

— ЧЕГО?! — ошалел Андрей. — Поздно?!

— Не сравнивай с нашим временем. Здесь все не так…

— Не все… — повторил Андрей и с некоторым раздражением отвернулся от Марфы.

Он еще там, в XXI веке заметил, что женщины очень склонны решать вопросы коллективно. Даже самые интимные и личные. Им нужно было с кем-то поделиться, обсудить, обдумать, проговорить и сообща принять решение. Даже замуж там, в XXI веке, многие девочки выходили только после консилиума с подругами.

Здесь же, судя по всему, выходило что-то похожее. И Алиса, вселившаяся в тело Марфы, оказавшись под влиянием местного женского коллектива, довольно резво адаптировалась к условиям среды. То есть — принято так, значит так и нужно. А их с Андреем договоренности? Ведь не он, а он их предложила…

— Ты обиделся?

— Я зол.

— Ну прости меня, — прошептала она как можно более томным голосом и нежно его поцеловала.

— У меня тут нет больше людей, с которыми я мог бы поговорить о прошлом. Которым бы я мог довериться. А ты?

— А что я? — захлопала глазами Марфа.

— Ты не в курсе какая тут смертность у рожениц?

— Да по-разному.

— Каждая восьмая умирает от родильной горячки. Это инфекционное заражение. И лечить его тут не чем. А у местных нет даже отдаленного представления о гигиене и прочих «глупостях». Они до второй половины XIX века лезли принимать роды грязными руками без всякой задней мысли. А первого врача, что предложил эти самые руки мыть, упекли в дурку. И это — только от родильной горячки. Хватает же и других причин.

— Слушай, не нагнетай. Мне все равно придется это делать.

— Но ведь пока ты еще очень молода. Да и сама не хотела.

— Не хотела. Но…

— Что, но?

— Я подумала и решила, что если и стоить рожать детей в этом аду, то пока тело молодо и сможет легче перенести все испытания.

— А почему придется? Мне казалось, что девчонки нашего поколения не рвутся в роддом.

— Да меня поедом бабы сожрут, если узнают, что бесплодная. А именно это и подумают, если в браке живу и детей нет. Хотя бы выкидышей. Ты не представляешь, как сурово и жестоко они относится к таким. За год, проведенный тут, насмотрелась. Их проклятыми считают. А люд тут суеверный до крайности. Поэтому с такими бабами никто старается не только не знаться, но и даже рядом не стоять. На всякий случай.

— Что, глупости с приметой о стуле, на котором сидела беременная женщина имеют такие глубокие корни?

— Еще какие. Так что… — развела она руками. — Тянуть с зачатием на самом деле не стоит. Пока еще молода, авось выживу. Чем старше, тем тяжелее. Медицины то тут, как ты говоришь, нет. Вообще нет. Тут если и лечат, то как в сказке про Федота Стрельца.

— Это как?

— Не помнишь, что ли? Скушай заячий помет, он ядреный, он проймет. От него бывает мрут, ну а те, что выживают, те до старости живут. Вот и тут — пичкают всякими травками толком не понимая, какие там действующие вещества и какие побочки. Это, не считая западных докторов, которые могут тебе и кровь пустить при упадке сил, и клизму поставить от простуды, и ртутью накормить от прыщей…

— Уже наслушалась?

— Я же тут год прожила. А девочка не мальчик. У нас считай каждый месяц «увлекательный квест».