Он основал «Аль-Авад» в пятьдесят восьмом, и, хочешь верь, хочешь нет, но придерживался умеренных взглядов, верил в согласие, насилие было ему чуждо, Ники. Отец верил в успех за столом переговоров.
Ники пропустила это замечание мимо ушей.
— Так, значит, ты был членом его группы, когда мы встретились?
— Да.
— Тогда, позволь тебя спросить, почему ты завязал отношения со мной?
Снова поколебавшись, Чарльз тихо ответил:
— Поначалу это было просто влечение. Жажда плоти. Мне хотелось обладать тобой. Но я совершил ту же самую ошибку, что и мой отец.
— Как так?
— Он влюбился в красавицу англичанку. Я влюбился в красавицу американку. Я не думал, что наш роман зайдет так далеко, Ники. Потом, когда я всерьез привязался к тебе, я решил, что как-нибудь смогу все уладить: и отношения с тобой, и членство в группе моего отца, и наш брак.
— Но потом ты передумал?
— Нет, не совсем так.
— Тогда почему же ты решил исчезнуть бесследно три года тому назад?
— Не из-за тебя, хотя ты начала становиться определенной помехой. Я начал подозревать, что мне «на хвост» сели иностранные разведслужбы и собираются меня убрать.
— Какие?
— ЦРУ. И «Моссад».
— Но почему я стала помехой?
— Как я тебе уже сказал, мой отец погиб в восемьдесят первом году. Второй человек после него, который занял этот пост после его смерти, очень сильно полагался на меня, куда значительнее, чем мой отец, и в самых разных случаях. Меня и в самом деле глубоко затянуло это дело, гораздо больше, чем мне хотелось бы, хотя я искренне верил в правоту отца. И тем не менее…
— Тебе хотелось вести привычную жизнь в Лондоне, так?
Чарльз кивнул.
— Да. К восемьдесят шестому году, вскоре после того, как мы были помолвлены, я понял, что ничего не получится. Ты оказалась слишком серьезной помехой. А еще я понял, что поступаю с тобой нечестно, мне не хотелось подвергать тебя опасности. Итак, все это, вкупе с моими опасениями насчет спецслужб, убедило меня в том, что я должен исчезнуть. Что я и сделал.
— И твоя мать ничего не знала?!
— Ничего. Отец не хотел, чтобы она знала. Не хотел этого и я.
— Зачем же ты мне все это рассказываешь?
— Потому что не вижу причин, по которым тебе не следовало бы это знать.
— Ты прикажешь своим, чтобы меня убрали?
— Не говори глупостей, Ники.
— Я ведь могу выдать тебя.
— Ну и что? Теперь это уже не имеет никакого значения.
— Почему же?
— Сегодня я уезжаю на Ближний Восток. И больше не вернусь в Европу. Останусь жить там до конца своих дней.
— Почему?
— Здесь становится слишком опасно. Есть и другие причины, о которых я умолчу.
— Ты едешь в Ливан?
— Я не могу сказать тебе, куда я еду, ты же прекрасно понимаешь.
Неожиданно раздался стук в дверь. Чарльз посмотрел на нее и произнес:
— Войдите.
На пороге стоял Пьер, тот самый человек, который обыскивал ее номер в Мадриде.
— Машина ждет внизу, — сообщил он.
Чарльз кивнул и поднялся. Повернувшись к Ники, он сказал:
— Мне пора. В Ле-Бурже меня ждет самолет.
Ники тоже поднялась.
— Я ни о чем не стану рассказывать твоей матери, даже о том, что мы сегодня виделись.
Чарльз кивнул.
— Не надо, не говори. Она и так страдает.
Ники почувствовала, как волна гнева поднимается в ней, но сдержалась. |