Изменить размер шрифта - +
Сэра Джеймса недавно повысили до вице-адмирала красного флага, что не составляет труда узнать, стоит лишь захотеть. Приём был примерно таким, каким его и представлял себе Джек как только услышал, что Мэнби стал флаг-капитаном: в ходе своей карьеры, особенно на пылком раннем недисциплинированном её этапе, он нажил множество верных друзей, но и таких же постоянных врагов, одним из которых и являлся Мэнби.

Тем не менее, это неприятное впечатление не длилось долго. Через несколько минут группа шведских офицеров покинула судно и помощник адмирала, степенный юноша, проводил Джека и Стивена в большую каюту, богато отделанное помещение, хотя в данный момент больше похожее на заваленную работой канцелярию, чем на часть военного корабля — повсюду папки, заваленный бумагами стол, а за ним — бледный адмирал, похожий скорее на измученного трудами министра, чем на морского офицера.

Было очевидно, что он очень устал, но сердечно их поприветствовал.

— Сколько воды утекло с нашей последней встречи, капитан Обри, — сказал он, заодно поздравив Джека с быстрым переходом.

— Это было на Гибралтаре, сэр, сразу после вашей блестящей победы на Гуте, — ответил Джек.

— Да, да, — кивнул сэр Джеймс. — В тот день господь был к нам милостив.

Стивен лично наблюдал то кровавое дело: он считал, что жестокую смерть двух тысяч французов и испанцев вряд ли можно считать свидетельством милости божией, но он был знаком с другими удальцами, разделяющими мнение адмирала о божественном провидении. За тот короткий промежуток, пока Джек вручал депеши, перед тем как представить его, Стивен изучал лицо сэра Джеймса: серые, полуприкрытые глаза, серьёзное лицо с утончёнными чертами, не слишком склонное к веселью. Репутация сэра Джеймса как крайне набожного адмирала, любящего трактаты и псалмы, была известна, но он знал и о том, что набожные люди подчас оказываются яростными рубаками, так что когда адмирал направил на него умный, острый, но достаточно вежливый взгляд, Стивен воодушевился: этот человек определённо не дурак.— Позвольте представить доктора Мэтьюрина, сэр, у которого имеется для вас бумага из Адмиралтейства, — сказал Джек. — Сэр Джеймс Сомарез.

— Очень рад знакомству. Я ждал кого-то вроде вас, и догадываюсь, что содержится в этом письме. Прошу прощения, но я должен ознакомиться с ним немедля. Не желаете немного освежиться? В это время я обычно выпиваю бокал-другой вина и съедаю печенье.

Мой брат Ричард рекомендует так делать. Мне кажется вы знакомы, сэр? — эта фраза с кивком была обращена в сторону Стивена.

Он позвонил в колокольчик. Незамедлительно подали вино. Налив гостям, сэр Джеймс с бокалом в руке вернулся к своему столу, рапортам и письму. Дик Сомарез. Да, конечно же Стивен его знал, хотя и не так близко. Хирург, неплохой физиолог, хотя упрямый и заблуждающийся по вопросу взаимосвязи внешней подвздошной в случае бедренной аневризмы; как бы то ни было, Стивен всецело поддерживал его рекомендации. Напитком оказалось отличное фруктовое шампанское, не слишком холодное, и оно прекрасно пошло с печеньем: доктор чувствовал, что слабость отступает, ум приобретает ясность, а мрачное настроение сменяется решимостью. Он размышлял о медицинском применении алкоголя, а также — ведь рапорт был объёмный — над поведением Джека: оно было уважительным, достаточно естественным, ведь вице-адмирал не только являлся гораздо более значимой фигурой, чем пост-капитан, но кроме того, Джек испытывал истинное уважение к сэру Джеймсу как одному из самых деятельных и решительных офицеров. В просветлённом взгляде капитана Обри также присутствовала лёгкая тень ханжества или скорее чопорности. Взгляде, беспокойно задержавшимся на этой раскрасневшейся, потрёпанной ветрами, открытой, искренней и обычно приветливой физиономии. Выглядело так, будто он решил сам последовать совету, данному им перед тем, как они начали пересекать гавань: «Не стоит пить, говорить вульгарности, богохульствовать и даже сквернословить на борту флагмана, Стивен: адмирал весьма щепетилен и тебе обойдётся в гинею каждое упоминание имени господа всуе.

Быстрый переход