В четверг вечером бриз почти стих и по редко падающим каплям, облакам за кормой и усилившейся зыби с большой вероятностью можно было судить, что ветер переменится к весту, если не к норд-весту, и задует гораздо, гораздо сильнее. В воздухе запахло льдом. К

концу первой вахты, когда луна почти достигла зенита, у них на глазах возвышающаяся ледяная гора, подмытая тёплым течением, полностью низверглась, разбрасывая отколовшиеся глыбы в море так, что брызги, искрясь в лунном свете, взлетели ввысь более чем на сотню футов. Спустя мгновенье послышался долгий громовой раскат, крайне торжественный и просто поразительный.

У банок на «Дилидженс» установили ледовые кранцы — специальные брусы, вывешенные на баке, чтобы ослабить удары дрейфующих льдин. Однако они замедляли и скорость судна, которую пришлось снизить и по причине ненадежной мачты. А самое обидное, корабль находился в водах, обычно свободных от дрейфующего летнего льда.

– Как необычно, — сказал мистер Далглиш, отдав приказ вновь отправляться: мера была необходимой, хотя возможно и фатальной с точки зрения захвата, ведь любая из этих глыб, еле видимая и почти полностью скрывающая большую свою часть под поверхностью воды, могла пробить борт судна даже на скорости всего в пять узлов, не говоря об опасных глубинах в четырнадцать и две сажени, на которые зашёл бриг. А в поле зрения было как минимум ещё три ледяные горы, сверкающие на норде.

Далглиш почти не покидал палубу с тех пор, как вновь началась плотная погоня. Он был небрит, выглядел постаревшим и очень уставшим. Теперь же, с ветром, который в перспективе будет благоволить приватирам, он казался просто сломленным. В пятницу утром его покрасневшие глаза засверкали, когда на осте, пылающим золотом осте, заметили парус, обрамлённый розовым нимбом и обещанием дружеской встречи. Без особых эмоций вооружившись подзорной трубой, он забрался на салинг, а спустившись, сказал Джеку:

— Как ни подло это говорить, но возможно это судно окажется нашим спасителем.

Возьмите мою трубу и взгляните сверху, сэр. Ручаюсь, что вы придёте к тому же мнению.

Джек взлетел на мачту как мальчик – крупный мальчик – и оттуда, из-за того, что восходящее солнце мешало как следует разглядеть незнакомца, вначале осмотрел «Свободу» и её компаньона: первая находилась чуть позади траверза, второй за кормой пакетбота. За ночь они приблизились и хотя ещё оставались далеко за пределами дальности выстрела, уже уловили первый порыв ветра с норд-веста, который пришёл вместе с солнцем. Приватиры поняли, что час настал, и оба расчехлили погонные орудия:

насколько Джек мог судить, у мистера Генри имелся длинноствольный медный девятифунтовик. Чрезвычайно смертоносное орудие в умелых руках. Затем Джек повернулся к незнакомцу, покинувшему теперь ослепительно сияющую полосу воды. Это было судно с прямым вооружением, идущее в крутой бейдевинд правым галсом: оно было сильно нагружено — жирная добыча, несомненно купец значительного размера и ценности, а с учетом стадии войны —определённо британский корабль. Судя понеспешному размеренному ходу, под нижними парусами и зарифленными марселями, купец шёл курсом, который вел его точно в челюсти приватиров. Тем стоило лишь чуть поработать рулём, чтобы добыча попалась в клещи, затем взять судно абордаж и отбуксировать до того, как на нём даже проснутся.

Но для этого приватирам требовалось очень скоро сменить курс. Без этого, с крепнущим, забирающим вправо ветром, купец оказался бы с наветренной стороны от шхун. А после, неважно как круто они могут идти, приз несомненно упорхнёт.

На борту пакетбота наблюдали во все глаза. Три склянки. Четыре. Ни одна подзорная труба не выпускала «Свободу» из виду, чтобы уловить первые признаки того, что шхуна заинтересовалась «купцом».