Peccavi — буквально: »я согрешил», признание вины (лат.). [?]Прозвище канадцев, особенно из Новой Шотландии (намёк на суровый климат). [?]

Глава 4

Заменив наконец стеньгу, «Дилидженс» шёл на зюйд-ост с таким свежим ветром, о котором любой моряк может только мечтать. Он заходил с правой раковины, часто приносил дождь, но всегда был устойчив, силён и постоянен как пассат, не ослабевая день ото дня. Хотя, строго говоря, это был брамсельный ветер, мистер Далглиш, почуяв малейшее ослабление, ставил и бом-брамсели, так как был полон решимости не упустить ни единого порыва. Несмотря на то, что на Банках пришлось полежать в дрейфе, переход имел все шансы стать чрезвычайно стремительным — приватиры заставили пакетбот продвинуться на ост далеко и с приличной скоростью. Капитан был абсолютно уверен, что «Дилидженс» намного опередил не слишком ходкую «Нова Скотию» на её южном маршруте, и что прибыть домой первыми есть все шансы. Как и каждому человеку на борту, ему не терпелось поделиться новостями.

Ветер держался. Далглиш гнул свою линию. Пакетбот проходил по лагу 269 морских миль от одного полудня до следующего. На семнадцатый день после отправки из Галифакса бросили лот. У входа в Канал капитан поделился новостями с возвращающимся домой «гвинейцем» — проходя с наветра, он во всю глотку прокричал сквозь налетевший с запада и стеной льющий дождь, что «Шэннон» захватил «Чезапик», и оставил «гвинейца»

в диком, безумном веселье. Потом поделился вестями с корнуоллскими ловцами сардин и лоцманским ботом у Додмана, с фрегатом около Эддистона и еще несколькими кораблями, в основном уходящими в плавание.

Так что обсуждение новостей, если они вообще достигли берегов Англии, должно было ограничиться юго-западной оконечностью этого туманного острова. В любом случае, «Дилидженс», мчавшийся по Каналу в последнем рывке до Портсмута с завывающим зюйд-вестом и приливом, несомненно должен был их опередить. Не тут-то было. Бриг подходил к порту с поднятым сигналом о наличии на борту рапортов — Хаслар на скуле правого борта, замок Саутси на правом траверзе, — когда навстречу вышел комендантский катер с вальковыми вёслами, на которые налегали изо всех сил.

– Это правда? – прокричал адъютант коменданта.

— Так точно, — ответил Хэмфри, с рапортом за пазухой и уже лишь одной ногой стоящий на палубе.

Катер подошёл к борту, он прыгнул, с порывом ветра потерял шляпу, неуклюже приземлился, и под дружные раскаты смеха умчался к запряжённому четвёркой экипажу, который как можно скорее должен был доставить его в Адмиралтейство. Экипаж поспешно украсили ветвями дуба — лавровые листья за неимением надобности были в дефиците с начала войны с Америкой.

Несмотря на то, что новости стали известны, пакетбот швартовался с ощущением звенящего напряжения: подтвердившиеся слухи скорее усилили вожделение и разожгли неистовое желание оценить каждую деталь. Пассажирам пришлось вытерпеть череду нетерпеливых вопросов офицеров таможни, если не настоящий допрос. Наконец ступив наземлю, они попали в толпу, умоляющую раскрыть все детали. Улицы были забиты людьми. Работа остановилась, весь Портсмут высыпал на улицы. На Коммон-Хард матросы в увольнении и портовые рабочие уже нагромождали кучу для огромного костра.

Лавочники и их помощники протискивались сквозь толпу, подтаскивая пустые ящики, бочки и всякие странные вещи вроде трёхногого дивана или двуколки с одним колесом, водружая их на самую вершину. Изо всех трактиров доносились одобрительные возгласы, как будто до Портсмута дошла весть большом сражении флотов. Победоносном сражении.

Это, естественно, показывало степень чрезвычайного смятения в стране, болезненного изумления, разочарования и возмущения из-за серии одержанных американцами побед, а также служило, отчасти, выражением любви к Королевскому Флоту.