Но жонглеры всегда приносили ему радость. Они невольно вызывали воспоминания о тех беззаботных временах много лет назад, когда он сам был жонглером и странствовал с бродячей труппой. Тогда он был безмятежным, не обремененным властью, по‑настоящему счастливым человеком.
Заметив восторг Валентина, Слит недовольным тоном произнес:
– Ах, ваша светлость, неужели вы искренне считаете их безупречными?
– Они выказывают большое усердие. Слит.
– Тем же отличается скот в поисках корма в сухой сезон. На то он и скот. А эти ваши усердные жонглеры, мой лорд, немногим лучше любителей.
– Ах, Слит, будь милосердней.
– Насколько вы помните, мой лорд, в этом ремесле существуют определенные мерки.
Валентин усмехнулся.
– Радость, которую дарят мне эти люди. Слит, имеет мало общего с их искушенностью. Они напоминают мне о былом, о простой жизни и моих тогдашних товарищах.
– Вон оно что, – протянул Слит. – Тогда – другое дело, мой лорд! Это
– сантименты. Но я‑то говорю о ремесле.
– Тогда мы говорим о разных вещах.
Жонглеры удалились, истощив запас своих трюков. Валентин, довольно улыбаясь, откинулся назад. Он знал, что веселье закончилось и теперь наступает время для скучных речей.
Впрочем, речи тоже оказались на удивление терпимыми. Первым говорил Шинаам, министр внутренних дел Понтифекса, хайрог со сверкающей чешуей и мелькающим раздвоенным красным языком. В своем изящном, кратком выступлении он приветствовал Лорда Валентина и его окружение.
Адъютант Эрманар произнес ответное слово от имени Коронала. После него наступила очередь древнего, сморщенного Дилифона, личного секретаря Понтифекса: он передал личные пожелания высокочтимого монарха. Валентин понимал, что это – всего лишь выдумка, поскольку все знали, что старый Тиверас уже десять лет не произносил ни одного членораздельного слова. Однако он вежливо выслушал произнесенное дрожащим голосом сочинение Дилифона и попросил ответить Тунигорна.
Потом заговорил Хорнкаст – главный представитель Понтифекса, дородный и осанистый, истинный правитель Лабиринта за все годы невменяемости Тивераса. Он заявил, что будет говорить о великой процессии. Валентин тут же навострил уши: в последнее время он очень много думал о процессии – длительной церемониальной поездке, в ходе которой Коронал объезжает Маджипур и показывает себя народу, а взамен получает почет, преданность и любовь.
– Кому‑то может показаться, – говорил Хорнкаст, – что это – всего лишь увеселительная поездка, пустой и легкомысленный праздник, позволяющий отвлечься от государственных забот. Нет! Неверно! Именно личность Коронала
– истинная, физическая личность, а не знамя, не флаг, не портрет – связывает в единую общность все самые отдаленные провинции мира. И целостность общности поддерживается лишь благодаря такому непосредственному контакту.
Валентин нахмурился и отвернулся. Перед его мысленным взором внезапно возникла тревожная картина: раскалывающийся, встающий на дыбы Маджипур – и человек, который борется со стихией, стараясь вернуть все на свои места.
– Коронал, – продолжал Хорнкаст, – является воплощением Маджипура. Коронал Маджипура воплощен в личности. Он есть мир; мир есть Коронал. И когда Коронал участвует в великой процессии, что предстоит сделать вам. Лорд Валентин, впервые после вашего славного восстановления на престоле, он выходит не только в мир, но и в себя – отправляясь в путешествие по своей собственной душе, вступает в соприкосновение с глубочайшими корнями своей личности…
Так ли? Да, конечно. Он знал, что Хорнкаст пользуется обычными риторическими оборотами, ораторскими приемами, которые Валентину приходилось терпеть слишком часто. |