Я молчал. Это был верный довод, но только с одной стороны. До той же дачи Калабанова ещё нужно было доехать, а кто сядет за руль второй машины? Гвардеец Монарха, который никогда не ездил по земным дорогам? Нормальный водитель у нас был только один – Саша.

    И, вообще, мало ли какая ситуация может возникнуть!

    – Что скажешь? – Монарх барабанил пальцами по столу и смотрел на меня.

    – Только то, что я должен быть там! – твёрдо повторил я, излагая свои немногочисленные, но вполне обоснованные возражения.

    – А я и только я грамотно разберусь, что там делали программисты, после чего мы сможем всё уничтожить, – заявил Мишка.

    – А ты разве ещё не во всём разобрался? – сказал я. – Уничтожить мы всё сможем и без вашего участия, господин Советник, ломать, знаете ли, не строить! Если уж мы доберёмся до того, чтобы что-то там ломать…

    – Вот именно, – покачал головой фон Анвар.

    Понятно, что последнее слово в такой ситуации, как, впрочем, и в другой, должно было оставаться за Монархом.

    – Значит так, – Колот Винов поднял руку, и мы уставились на него. – Послушаем, подробно, что предлагает Министр Батурин.

    Было ясно, что он не может дать сформировать окончательный план Мишке по определённым причинам, а фон Анвар, хоть и являлся профессионалом, но не знал обстановки в деталях, да и вообще мало чего знал о мире Земли.

    Я встал и прокашлялся. Странное это дело: судьба мира Монарха, да, возможно, и моего бывшего мира зависела, по большому счёту, от того, что смогу сейчас предложить я. Ведь никто не мог сказать, какие последствия имело бы широкая огласка Мишкиного изобретения на Земле в настоящее время.

    Удивительно, но в тот момент какого-то «груза ответственности» я не чувствовал. Может быть, потому, что и предлагать-то, особо, было нечего.

    – В общем, предложение такое, – сказал я, массируя щёку, словно у меня болели зубы.

    В голове была какая-то холодная ясность и пустота, и, что поразительно, страха – никакого. Возможно, я уже преступил какую-то черту в сознании, когда понял, что я сам, фактически, не что иное, как такое вот «сознание», существующее само по себе.

    Хотя, нет, тут я, конечно, преувеличивал: никак не «само по себе». Сознание моё (а, значит, и я сам), тоже было вполне смертным! Хлопни меня кто-нибудь, пока я нахожусь в реале, хоть и в чужом теле, я перестану существовать. То же самое было и в мире Монарха, если бы меня, не имеющего своего аналога в реальном мире, убили бы там: я бы умер вполне реально.

    Интересно, всё-таки, а куда подевается моё сознание, моя душа, в таком случае? А если бы мы ликвидировали Калабанова, пока в его реальном теле находился Мишка – куда бы делась душа депутата-бандита?

    Все в ожидании смотрели на меня.

    В ушах почему-то звучала старинная песня Владимира Высоцкого:

    «Был побег на рывок,

    Наглый, глупый, дневной.

    Вологодского – в бок, и – вперёд головой!…»

    У нас был не побег – мы собирались бежать, так сказать, в другую сторону, да и не днём, а поздним вечером, ночью, фактически. Но всё-таки, чтобы было от сюжета этой песни: «…И вперёд головой…».

    Я тряхнул этой самой головой, собираясь с мыслями. Хотя я думал над планом с самого первого момента, когда прочитал экстренное послание Мишки, особо тут ничего не придумаешь.