"Как он этого не чувствует?"

Но парнишка как ни в чём ни бывало продолжал веселье. И это ещё один плюс, улетающий к нему от меня. Всегда восхищался людьми, которых не заботят взоры окружающих, то, что о них подумают. Наверное, такие люди более свободны, чем кто бы то ни было. Они не скованны невидимыми верёвками чужого мнения.

Я достал из кармана русфон, чтобы посмотреть время. До звонка оставалось три минуты.

Маргарита, дабы отвлечься от неугодного зрелища, что-то рассказывала Максу. Он, развесив уши, слушал. До меня долетали лишь обрывки фраз, но и эти обрывки истончались на лету, по итогу лишь нежно касаясь кожи.

Тревожный комок, что вспыхнул во мне ещё перед дверью Вальдемара, почему-то не растворился. Он словно затаился, скрывая от меня своё присутствие, а сейчас снова дал о себе знать. Я облизнул шероховатые губы и сел на подоконник. Стал ждать.

Неожиданно до меня дошло, что участником назревающего неудобства станет обезьяний мальчик, и я стал пристально следить за его движениями. За тем, куда он швыряет свои бумажные патроны. Время слегка замедлилось, потому что траектория снарядов была под моим контролем.

Но я ошибся.

Вернее, сконцентрировался не совсем на том объекте. Осечку дал не обезьяна. Что, впрочем, неудивительно. Проштрафился его друг, что, задумавшись, швырнул белый комок совершенно не туда, куда стоило бы.

Обидный тычок пришёлся прямо в затылок неподалёку стоящему мужику.

"Стоп, что здесь делает этот громила? Один из преподавателей?"

Когда здоровяк развернулся, внутри меня что-то щёлкнуло. Его слегка глуповатое, но стремительно набирающее злобу лицо выдавало в нём не взрослого мужика, а подростка-переростка. Лицо принадлежало моему ровеснику, а вот тело…

Такое тело обычно выставляют против главного героя в каком-нибудь боевике. И выставляют в самый решительный момент, когда кажется, что сейчас точно настанет кирдык.

И только чудо обычно спасало героя от обидной смерти.

Придётся ли теперь рассчитывать на него?

По лицу бедолаги, которому грозила опасность, я понял, что он в растерянности. Даже частые смаргивания не могли избавить его от надвигающейся угрозы.

Пока что никто, кроме нас четверых, судя по всему, не понимал, что грядёт. Все продолжали разговаривать, заниматься своими делами, не обращая внимания на затихнувших.

Я посмотрел на мальчика-обезьяну и удивился его спокойствию. Либо он очень умело маскировал своё волнение, либо и правда ни о чём не переживал.

— Какого лешего… — Наконец подал голос здоровяк. — Ты чё творишь? — Он атаковал безумным взглядом парнишку и потихоньку приближался.

— Я, я… я не специально… — Нелепо бормотал он и медленно пятился назад. Но его заклинания не действовали.

Вдруг перед громилой возник обезьяна, преградив ему путь, и с невозмутимостью, как у бюста Юлия Цезаря, произнёс:

— Это не он. Это я.

Будто орк, услышавший где-то под ногами гномий писк, здоровяк опустил голову. С интересом стал разглядывать смельчака. С интересом льва, который перед тем, как напасть, осматривает жертву.

— Ты? — Спрашивал он.

— Я. — Отвечал будущий кусок мяса, пожертвовавший собой ради друга.

Конечно, я понимал и положение здоровяка. В этой ситуации, когда коллектив ещё не сложился, и одногруппники не понимают, кто из себя что представляет, действовать иначе для него было бы невыгодно. Если бы проигнорировал обидное попадание — сильно пострадала бы репутация. А так как красноречием он явно не обладал, путь был один — физическая разборка.

И вот сейчас, когда пространство уже почти что искрилось, публика умолкла и стала наблюдать. Всё это мне напомнило известно что — очередной бой на арене.