— Подожди хоронить. — Я одернул его, с удивлением наблюдая за разворачивающейся картиной. — Передай по шеренге: рты завалить и не гундеть, если хотят жить. Если кто встрепенется или вдруг побежит, сами валите и режьте, как свинью.

Надо отдать ему должное, командир из него толковый, народ жестко держал, никому послабления не давая, да и интеллектом не обделен. Чего не сказать о наших оппонентах. Мы замерли на своих позициях, прикидываясь кто кустиком, кто травинкой, а меж тем две колонны, идущие друг другу навстречу, разворачивались прямо на марше в боевой строй, обнажая мечи. При видимом численном перевесе Гердскольда армия барона Нуггета небезосновательно могла рассчитывать на победу из-за большего числа кавалерии. Все же это личная гвардия барона, ничего удивительного, что здесь меньше пехоты. Сказать, что я недоумевал, это ничего не сказать. Я просто офонарел, мои противники собирались воевать друг против друга! Без лишних политесов и разговоров конный кулак Когдейра ринулся на все еще копошащуюся пехоту Гердскольда, явно не успевающую закончить свое построение. Тут бы пехоту раскатали по полной, врубаясь смертоносным клином, но, к несчастью, какие-то упыри выкопали посредине лога скрытый настилом ров, из-за чего атака захлебнулась буквально под носом у уже простившихся с жизнью пехотинцев. Чем, конечно, не могли не воспользоваться отцы-командиры той самой пехоты, под ругань и пинки строем ударившие по завязшей в суматохе кавалерии Когдейра.

Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! Это я сейчас про себя любимого, о таком мы даже подумать не могли, вот так подарок судьбы. Фортуна взяла меня за щеки двумя руками, впившись в мои губы таким поцелуем, что у меня аж дыхание перехватило. Мешанина тел, стали и криков наполнила котловину меж двух холмов, гулко отдаваясь по кустарнику и подлеску, где прятались мы.

Конница, теряя своих, не помышляя даже о строе, попыталась откатиться из-под слаженного пехотного натиска, так как совершенно не приспособлена к подобной свалке. Баронские командиры срочно выводили по левому флангу свой пехотный отряд, пытаясь тем самым спасти остатки конницы и занять верхнее положение над Гердскольдом. Противник же развивал успех, обходным маневром пуская вслед удирающим войскам свой небольшой отряд всадников, но, увы и ах, Когдейр все еще кусался и причем довольно болезненно. Люди барона оставляли в тылу хороший резерв из кавалерии, теперь срочно выводя его на арену и бросая в лоб несущейся уже на всех парах коннице Гердскольда. Да уж, когда сшибаются две такие стихии, земля вздрагивает под ногами, мощный поток людских и конских тел смешался от удара первой волны, и разобраться, на чьей стороне успех, не представлялось возможным.

Полная свалка, никакой тактики и строя. И все из-за проклятого рва посередине лога. Пехота Когдейра наконец завершила маневр, сцепившись в смертельной грызне с Гердскольдом, у них больше не оставалось резерва, все было на кону, а вот карта противника была не до конца разыграна. У них еще оставался пехотный отряд в тылу, человек под семьдесят, которых те, недолго думая, бросили в бой на помощь своей малочисленной коннице.

Все. Теперь все, увязли все и повсеместно в кровавом болоте битвы. А почему? Маму не слушались и в школе не учились. Ладно, баронские дурни, их хоть понять можно, летели покарать захватчиков, потому и не разобрались, кто и откуда. Но гердскольдцы-то как такое допустили? Мало того что идут по чужой земле, так хотя бы удосужились узнать, за кем гонятся, кому мстят, в конце-то концов можно было банально сопоставить силы тех, кто убегает, и тех, кто вышел им навстречу! Ясно же по следам, что нас в разы меньше. Как же я люблю вас, люди-человеки, столько спеси, столько гордыни и веры в свое превосходство над остальными! Умнички вы мои, так жаждали битвы, что сдуру не рассмотрели, кому по сусалам настучали.

— Семьдесят третий. — Я толкнул обалдевшего сержанта в плечо.