— Ты и ты. — Я ткнул пальцем в Лина и Герхарда. — Вышли отсюда, с вами разговор окончен.

— Ты что себе позволяешь, щенок?! — Дед вскочил из-за стола, сжав кулаки. — Ты не забыл, с кем говоришь?!

— Послушай меня, защитник. — Я хмуро уставился на него. — Сейчас ты выйдешь отсюда и поедешь туда, где тебе предписано быть королем. Потому что ты для меня никто и звать тебя никак. Ты нарушил сейчас своим визитом больше законов, чем мы с Нуггетом, вместе взятые, потому будь так любезен, покинь помещение, а если хочешь потягаться, так учти, что вся операция произошла с негласного одобрения двух защитников.

Блеф, лицо истинного игрока в покер, в конце вскинутая бровь — все это возымело действие. Альфред Лин, прожигая меня взглядом, вышел из комнаты.

— Господин Герхард, вас также попрошу выйти и подождать своего нанимателя снаружи, — обратился я к здоровяку. — Слово дворянина, тут барону телохранитель не понадобится, мы будем говорить, война окончена.

Доу задумчиво смерил меня взглядом.

— А в тебе есть стержень, парень. — Он вытер руки прямо о скатерть, поднимаясь из-за стола. — Ну и яйца у тебя, конечно, стальные должны быть, чтоб в таком тоне говорить с защитником, любые другие оторвут и выкрутят, оглянуться не успеешь.

Мы остались вдвоем: я, хмурый с ленцой разбирающий куриную грудку с маринадом, и Нуггет, по лицу которого ручьями текли слезы, а на щеке все еще алел след от пощечины. Вот спрашивается, оно мне надо было влезать со своими заветами в этот храм тоски смертной? Еще и ругаться с этим дедом, который может меня по стенке щелчком пальца размазать. Тьфу на меня, какой я размазня. Вон враг сидит — повержен, сломлен, весь в слезах, а я что? По головке его буду гладить, мол, не переживай, мы тебе новую войну купим, что ты так расстраиваешься, следующая война обязательно будет еще лучше этой! Нашел тоже кого жалеть, он моего формального папочку на тот свет отправил, за что, конечно, не мешало бы руку пожать, но вот за Дальнюю как его простить? Как простить за старика Охту и бедную Ишу?

— Не реви. — Я налил в кружку разбавленное вино, подталкивая ее к нему. — Выпей, успокойся.

— Я не реву, — всхлипывая и утирая нос, сказал он, отпивая глоток.

Да уж, угораздило же паренька родиться в семейке извергов с такой комплекцией и натурой. Небольшого росточка, с правильными, немного женственными чертами лица. А руки? Руки маленькие, пальцы подвижные, словно у музыканта. Да уж, ему не на коне скакать с шашкой наголо, а на балу стихи дамам читать нужно, и голос тихий, не командный, нет, определенно этому парню нужно было родиться девочкой. Была же у него сестра, та, с которой его оборотни перепутали, что немудрено с такой мордочкой.

— Успокоился? — Я откинулся на спинку стула, вперив взгляд в потолок.

— Я и был спокоен, — все еще шмыгая носом, ответил он.

— Хорошо. Значит, будем разговаривать. — Поднявшись из-за стола, вышел в коридор, где дал заказ слугам принести чаю. — Ты мне вот что скажи: за что всю мою деревню вырезали, когда на Каливара шли?

— Пикты-то были, не мои люди. — Он, потупившись, опустил голову. — Мы даже не знали, я в это время лучников с пехотой лесом вел в засаду на барона.

— А в Касприв зачем пиктов отправил? — Мы немного помолчали, дождавшись, когда уйдет слуга, принесший нам терпкий отвар трав.

— У меня среди их племен люди есть свои. — Он с интересом, совершенно без злобы стал на меня смотреть. — Они дали весточку, что один из их морских ярлов в поход идет и, скорей всего, мою границу грабить будут.