– Чудеса, – повторились девушки и отдали должное еде и напиткам. Юля было заикнулась о деньгах, но тут из чрева вагона-ресторана донесся голос официантки:

    – Не волнуйтесь, всё оплачено!

    – Кем? – спросила Марина, а Юля сказала:

    – Пойдем-ка отсюда.

    Девушки вернулись в купе, и тут Марина задала Юле, что называется, наводящий вопрос:

    – Юля, а точно твоя тетя – только преподаватель музыки?

    – Ну… да. А что?

    – А то, что с нами обращаются так, будто мы принцессы. Как минимум. Может, твоя тетя какая-нибудь крупногабаритная шишка, которую все знают и перед которой трепещут? Вот тебе повезло…

    – Нет, – покачала головой Юля. – Такого просто не может быть. Смотри, а гроза, кажется, проходит.

    Марина взглянула в окно. Тучи исчезали с неба, будто их стирали ластиком. Яркая, до рези в глазах синева заполняла пространство над поездом, вынырнувшим из грозы, как незадачливый купальщик выныривает из тинистого озерка. Под этой синевой, чистые, спокойные и прекрасные, как евангелисты перед крещением, стояли сосновые и пихтовые леса – от них невозможно было оторвать взгляд.

    – Красота какая, – прошептала Юля. – Вот бы там погулять… Я таких лесов в жизни не видела.

    – А вдруг там волки, – хмыкнула Марина. – И медведи. Ходят толпами. Ой, мама!

    Постыдное для почти взрослой девушки «ой, мама» прозвучало потому, что поезд на какое-то мгновение замедлил свой стремительный бег. Даже, кажется, совсем остановился. И в этот невероятный миг из леса, слегка косолапя, вышел медведь и довольно бойко направился к поезду.

    – Медведь, – слабо промолвила Марина. – К поезду пошел. По-моему, к нашему вагону…

    – Н-ну и что, – храбро ответила Юля. – Может, это ручной. Его проводники приручили. Прикормили. Вот он и…

    – А если он в наше купе залезет? – совершенно нерезонно предположила Марина, и тут в дверь купе деликатно постучали.

    – Ай! – вскрикнула Марина. Вообще эта девушка имела склонность к незапланированным вскрикиваниям нервического свойства, поэтому ей в нашей повести отводится роль этакого греческого Хора, отвечающего за эмоциональное состояние той или иной картины.

    Итак, Марина вскрикнула, Юля привычно шикнула на подругу и открыла дверь купе. И отступила внутрь, потому что ожидала увидеть проводницу, но вовсе не этого… хозяина лесов.

    – Вы кто? – сурово спросила Юля. – Чего вы хотите?

    Довольно плюгавого вида мужичонка, весь заросший бородой, в каком-то непонятном тулупе, вывернутом мехом наружу, забормотал:

    – Значить, здрасте вам, деточки. Значить, лесничий я буду, значить, Потапом мене кличуть. Ты-то, востроглазая, племяшкой Анне Николавне будеши али как?

    – Да, я племянница Анны Николаевны, – удивляясь, кивнула Юля.

    – Оно мы заметимши. Запах, то исть, значить, глазки похожимши. Один в один. Так ты, деточка, передай-ко вот Анне Николавне травки. Она давно просимши…

    С этими словами лесничий Потап протянул Юле подозрительного вида брезентовый мешок, легкий, но явно плотно набитый.